— Спасибо… — Лика удивлённо вперила в него свои глазищи, не понимая, что с ним происходит. Затем она перевела взгляд на сервированный столик и спросила:
— Это ты меня хотел чаем напоить?
— Нет! — торопливо отозвался Тимофей, заливаясь краской, но, спохватившись, тут же поправился:
— То есть, да… В смысле… не хочешь ли чаю?
— С удовольствием выпью, — отозвалась она, пряча смешинки в глазах и кусая губы, чтобы не засмеяться.
Проклиная свою застенчивость и неловкость, Тимофей помчался в кухню, чтобы поставить чайник.
— Тебе помочь? — Лика пошла за ним следом. Тимофей так торопился и волновался, что невольно обжёгся кипятком.
— Осторожно! — вскрикнула Лика и схватила его за руку. Его словно второй раз обожгло — на этот раз от её прикосновения.
— Очень больно? — спросила она испуганно, дуя ему на пальцы.
— Нет, — выдёргивая свою ладонь из её руки, отозвался он резко. Только бы она не заметила, что он чуть не падает в обморок от её близости. Только бы не…
— Ты что такой сердитый? — её брови недоуменно приподнялись. — Я тебя чем-то обидела? — она внимательно смотрела ему в лицо, ожидая ответа. Тимофей молчал, про себя кляня на чём свет стоит свою нерешительность и чувствуя, как толчками бухает в груди сердце, а щёки наливаются предательским жаром. Что-то было в его взгляде — такое, от чего Лика вдруг притихла и, доверчиво глядя на него, вдруг сделала маленький шажок навстречу.
Он и сам не понял, как это всё произошло. Просто подался к ней, обхватил руками за плечи и прижался к её зовущим нежным губам — своими…
Тимофей совсем не умел целоваться, да и Лика, судя по всему, тоже. Но то, как она доверилась ему, как позволяла его робким и одновременно жадным поцелуям покрывать её губы, отзывалось в его животе сладкой истомой. Он прерывисто вздохнул и ещё крепче прижал Лику к себе.
Она не отстранилась.
Это нечаянное, безумное, нежданное, запретное счастье продолжалось ровно неделю.
Целую неделю. Всего лишь неделю…
Все эти семь дней Тимофей летал, как на крыльях. Ему хотелось кричать на весь мир, буквально орать о своей любви, и он едва сдерживался, чтобы не начать петь или танцевать прямо на улице. Лицо его постоянно было озарено широкой улыбкой, как у Иванушки-дурачка. Ему было так хорошо, что он вовсе не замечал косых и завистливых взглядов одноклассников, а их было ой как много… Пацаны досадовали, что этот тихоня, бывало, краснеющий до слёз на вопрос о том, девственник ли он, буквально за пару дней уломал новенькую красотку! И ведь наверняка уже успел ей «засадить» — вон какой довольный ходит, аж сияет.