Вечером, посвежевшие и отдохнувшие, в шёлковых туниках, в которые им было предложено облачиться после ванны, друзья зашли в большой зал, где их уже встречал хозяин — крепкий мужчина лет сорока в полотняной тунике, с суровым, но добрым лицом. Едва заметно улыбнувшись, он сказал, сдержанно, но доброжелательно:
— Рад приветствовать в своём замке доблестных рыцарей Храма. Присаживайтесь, господа, — они уселись за дубовый стол, на котором уже стояли глиняные блюда с дымившимися кусками мяса, порезанными овощами и кувшины с вином. — Извините за бесхитростное угощение, повара не держу, а мой старый Жак изыскам не обучен. И вино, не обессудьте, простое, сами делаем. — Хозяин налил гостям по стаканчику, они выпили по несколько глотков. Вино было кислое, но Ариэлю понравилось, он почувствовал в его простом вкусе тепло человеческих рук. — Не люблю, когда вовремя ужина слуги бегают взад-вперёд, перемены блюд не будет, так что налегайте на то, что видите, — немного виновато улыбнулся герцог. Ариэль, никогда не страдавший отсутствием аппетита, всё же подумал о том, что редко ел с таким удовольствием. Мясо и овощи были такими свежими, их вкус, не замутнённый никакими приправами, кроме соли, был таким естественным и земным, а вино таким трогательно-бесхитростным, что, казалось, эта еда насыщает не только тело, но и душу.
— Как вам угощение? — спросил герцог, немного иронично улыбнувшись. Он, видимо, привык к тому, что благородных гостей слегка обескураживает простота его трапезы.
— Если за столом у короля кормят иначе, значит король не прав, — без затей сказал Ариэль.
Герцог внимательно посмотрел в глаза Ариэлю и жизнерадостно рассмеялся:
— Его величеству не удастся заполучить моего Жака за все сокровища мира. Впрочем, я думаю, что он не проявит слишком большой настойчивости, переманивая к себе слугу, который даже слова «соус» ни разу в жизни не слышал.
Обстановка за столом сразу стала раскованной, дружеской. Герцог спросил:
— Откуда путь держите, господа?
— Да вот проезжали тут через земли одного барона… — задумчиво обронил Жан.
— Он принял вас?
— Даже за ворота не пустил.
— Тогда вам повезло. За его воротами вы увидели бы мало приятного.
— Зато имели счастье познакомится на постоялом дворе с его сыном.
Герцог печально посмотрел куда-то в сторону, на несколько мгновений замолчал, а потом начал говорить, медленно и подчёркнуто спокойно:
— Это мои вассалы… Мне остаётся только молится за них, хоть я и сомневаюсь, что мои убогие молитвы будут им полезны. Старик когда-то был прекрасным рыцарем — храбрым, благородным, великодушным. Помню, когда я был ещё мальчишкой, он учил меня сражаться на мечах, этой наукой я полностью обязан ему. У него же я научился разумно вести хозяйство. Барон когда-то получил в свои руки совершенно разорённое имение, он приложил немыслимые усилия для того, чтобы поправить дела — недоедал, недосыпал, во всём себе отказывал, и вот ему наконец удалось сделать свои земли процветающими. Но он заплатил за это страшной болезнью души. Когда его сундуки уже ломились от золота, он по-прежнему не считал возможным тратить ни одного денье ни на что, кроме самого скудного выживания. Его сын рос в ужасной бедности, а когда они разбогатели, ничего не изменилось, бедность их быта осталась такой же ужасающей. Сын возненавидел отца за то, что он боится тратить деньги, отец возненавидел сына за то, что он хочет их тратить. Один говорит: «Скряга». Другой говорит: «Мот». И оба правы. Я много раз пытался их помирить, но потом понял, что это бесполезно. Они даже не представляют, насколько они похожи — оба думают только о деньгах. Старика уже не переделать, его душа безнадёжно искалечена, но я пытался помочь сыну. Давать ему деньги бесполезно, он всё прокутит, и я сказал ему: «Хочешь, подарю тебе хорошие доспехи, хорошего коня, и ты отправишься в крестовый поход?». Я надеялся, что участие в святом предприятии вылечит его душу, и он согласился, но, когда приходило время отправляться, каждый раз ему что-то мешало. То «заболел», хотя он здоров, как бык, то «неотложные дела», хотя какие у него дела, то надо «заботиться об отце», как будто он о нём заботится. Я понял, что таким юношам крестовый поход не нужен, потому что он принесёт им лишь страдания, а они мечтают только об удовольствиях. Ужасный век, ужасные сердца…