Несколько мгновений девочка переваривала сказанное, очевидно, не до конца убежденная.
— Папа так не думал, — наконец заключила она. — Он говорил, что я обуза.
Как можно так обращаться с ребенком! — возмутилась Робин. Может, и не принято плохо думать о мертвых, но, судя по тому, что она успела услышать, этот Артур был напрочь лишен положительных качеств.
— Для нас ты не обуза, — сказала она прежде, чем успел ответить Пол. — Мы ждем, не дождемся, когда сможем увезти тебя домой. — Ее голос был полон энтузиазма. — Тебе понравится наш дом, Уэнди. Там огромный парк и пруд с утками. А еще фруктовый сад. Поначалу будет холоднее, чем здесь, но потом наступит весна, и погода улучшится. — Говоря это, Робин скрестила пальцы. — У тебя будет своя комната, много игрушек, и…
— Я уже слишком взрослая для игрушек, — пренебрежительно оборвала ее Уэнди.
— Ну, тогда много всего другого, — сказала Робин, не желая сдаваться. — А неподалеку есть очень хорошая школа. Ты…
— Чарли говорит, что меня отдадут в интернат. — Если до сего момента и можно было назвать Уэнди заинтересованной, то теперь она снова замкнулась. — Он сказал, что всех американских детей отдают в интернаты.
— А сколько лет этому твоему Чарли?
Уэнди опять пожала плечами.
— Не знаю. Наверное, около двенадцати.
Пол подавил смешок, превратив его в покашливание.
— Маловат для своего возраста, насколько я понимаю?
— Нет, он большой и толстый. — На этот раз в голосе девочки отчетливо слышалось раздражение. — Я ведь уже говорила вам!
— Я думал, ты в переносном смысле. — Пол покачал головой, заметив, как нахмурились тонкие брови, и опередил вопрос, готовый уже прозвучать. — Как бы то ни было, он ошибается. Не все американские дети учатся в интернатах. Я, например, не учился. И Робин тоже. И ты не будешь. Даю слово.
Которое ты не вправе давать, принимая во внимание обстоятельства, подумала Робин, мысленно обращаясь к Полу. Если бы она навсегда осталась с ними, тогда другое дело. Работая над рукописью, Робин привыкла ограничивать себя общепринятым рабочим днем, и такой график легко было согласовать со школьными часами. Но если уж Пол начинал писать, это невозможно было остановить.
Это не моя забота, напомнила себе Робин и поняла, что покривила душой.
Маленькая заброшенная Уэнди уже поселилась в ее сердце. Ее собственное детство было идиллией, родители — лучшими в мире. Как можно лишать ребенка единственной возможности стать членом настоящей семьи?
Но и как можно связать свою жизнь с человеком, который не испытывает к ней ничего, кроме физического влечения? Однажды она уже споткнулась на этом пути. Равносильно самоубийству вступать на него снова.