«Конечно, интересно».
«За это время мы вымыли разбильон тарелок. „Разбильон“ – это значит „много – много – много“ на сюсюкающем учительском диалекте. Ах да, чуть не забыла главнейшее, как выражается мама. Мы делали рентгеновские снимки. Это считалось страшно забавным».
«C’est bien tout?»
«C’est. He считая малюсенькой вещи, о которой не могу рассказать без того, чтобы не покраснеть сплошь».
«Расскажешь после?»
«Да – если будем сидеть в темноте и можно будет говорить шепотом. Ты что – спишь в комнате по-старому или в одной куче с мамой?»
«У себя по-старому. Твоя мать подвергнется, может быть, очень серьезной операции, Ло».
«Остановись-ка вот там у молочного бара», сказала Ло.
Сидя на высоком табурете, с полосой солнца, пересекающей ее голую коричневую руку, Лолита получила башню разнородного мороженого, политого каким-то синтетическим сиропом. Оно было воздвигнуто и подано ей ядреным, прыщавым парнем в засаленном галстучке бабочкой, который глазел на мою хрупкую, легко одетую девочку с плотоядным бесстыдством. Нетерпение добраться до Брайсланда и «Зачарованного Привала» становилось невыносимым. К счастью, она справилась с мороженым в два счета, как всегда.
Я спросил: «Сколько у тебя есть мелочи?»
«Ни одного гроша», ответила она, грустно поднимая брови и показывая мне пустую внутренность кошелька.
«Это будет исправлено, но все в свое время», напыщенно проговорил я. «Ну что же – пошли?»
«Слушай, где у них тут уборная?»
«Я туда тебя не пущу. Это, наверное, грязнющая дыра. Ну, пойдем же».
Была она, в сущности, послушной девчоночкой, и я не удержался и поцеловал ее в шею, когда мы опять сели в автомобиль.
«Не сметь этого!» сказала она, глядя на меня с непритворным удивлением. «Я не люблю, чтобы меня лизали. Противный развратник!»
Приподняв плечико, она потерлась об него шеей.
«Виноват», пробормотал я. «Я к тебе очень привязан, вот и все».
Мы продолжали путь под хмурым небом вверх по извилистой дороге, а потом опять вниз.
«Что же, и я к тебе вроде как бы привязана», сказала Лолита замедленно-нежным тоном и, вроде как бы вздохнув, вроде как бы подвинулась ближе ко мне.
(О, Лолита моя, мы никогда не доедем!)
Сумерки уже начинали пропитывать прелестный маленький Брайсланд, его архитектуру в ложноколониальном стиле, сувенирные лавки и европейские липы, когда мы поехали по его слабоосвещенным улицам в поисках «Зачарованного Привала». Воздух, весь бисерный от ровной мороси, оставался тепл и зелен, и длинная очередь, состоявшая главным образом из детей и стариков, уже образовалась перед кассой кинематографа, струящегося огнистыми самоцветами.