Точкин с интересом вглядывался в молодое и почти на всех снимках улыбающееся лицо: Колотов принимает раствор бетона, Колотов с электровибратором, за теодолитом геодезиста, в группе награжденных. Странно, газеты трехлетней давности, неужели Колотов за эти годы так изменился, постарел?
— Узнаете? — спросил Иванчишин.
— Если бы не подсказали, принял бы за однофамильца.
— Все считают, что только благодаря мне он до сей поры бригадирствует. И правильно считают: мы его испортили, мы должны и выправить.
И стал рассказывать, как все это произошло. Раздули бум вокруг знаменитости: Колотов едет в Москву, выступает на торжественном собрании в День пограничника от имени строителей, сидит в президиумах, присутствует на встречах, приемах, подписывает начертанные чужой рукой хлесткие статьи в краевой газете, с помощью тех же доброхотов выпускает в местном издательстве брошюру со своим портретом и кричащим заголовком: «Это доступно всем!». Бросил заочный институт — пусть едут учиться к нему. А время шло, прибывшие вместе с ним из армии ребята кончали техникумы, заочные институты, сейчас возглавляют строительные управления, участки. Про Колотова забыли. Впрочем, временами напоминали. Дважды приказом по тресту бригаду лишали премиальных, дважды бригадиру объявляли взыскание. Колотов закусил удила. Взбираться на вершину славы тяжело, а падать с нее еще тяжелее…
— До тошноты банальная история, но что делать, когда они не только живут, но и размножаются, — сказал Иванчишин и замолчал: тяжело давался ему этот выстраданный разговор. — Мы служили на одной пограничной заставе, вместе пришли на стройку после демобилизации. Сейчас из его защитников остался один я. Соберемся вместе — все время держу руки за спиной, чтобы не взять его за грудки. На другое не хватает терпения. Поработайте с ним, Борис, у вас получается.
Точкин даже привстал от неожиданности:
— Что вы, он меня в грош не ставит!
— У Саши Черного тоже характерец не золотой, однако повлияли.
— Не я, сами…
— Ладно, сами так сами, пусть и Колотов сам поймет, какая трясина его затягивает.
— Мы скоро расстанемся: окончу учебный — перейду к кровельщикам.
— На землю все равно будете спускаться. Борис, это вроде экзамена. Я на этом экзамене завалился, секретарь парторганизации — тоже. На вас вся надежда.
Борис понял: разговор окончен. Поднялся. Но начальник управления вновь усадил его, подумал: а что он знает о самом Точкине? Интуиция подсказала: надежный парень, поэтому порекомендовал его партгрупоргом. А дальше? Учится в вечернем университете марксизма-ленинизма. А дальше? Каков круг его интересов? У него отменная строевая выправка, мог бы остаться на сверхсрочной службе, стать прапорщиком. Не удержался, спросил об этом Точкина. Тот ответил: