— «Нет человека — нет проблемы, товарищ Ликуидас, — вспомнил Энгельберт. — Есть робот — есть проблема».
Гид радостно засмеялся красивым ртом.
— Круто! — заметил Патрик, ничего не слышавший про Ликуидаса.
— Уверен, вам встречались и другие воспоминания, например, актрисы Хлое Робинс, ставшей любовницей вождя и узнавшей удивительные свойства его скрытной, измученной, одинокой и богатой на глубокие чувства души, медиамагната Бухвайцена, открывшего после трипа суперуспешный телеканал Stalingrad, автомобильного короля Хопкинса, сумевшего после общения с вождем спасти от банкротства одну из своих компаний…
— Вот это я знаю! — перебил Патрик, хватая Энгельберта за ухо. — Представь, Слон, этот чувак, после того как ему здесь забили гвоздь, решил модернизировать два своих убыточных автомобильных завода. Он это сделал, и прибыль выросла сразу на сорок процентов. Но самое крутое — никто толком не знает, что он сделал конкретно! Заводы выпускают те же самые машины, но почему-то их стали покупать активней!
— Мистика? — спросил Энгельберт, глядя в окно машины, медленно ползущей по проспекту Сталина.
— Черт знает, может, у него просто мозги заработали лучше, как обычно после теллура. Я говорил тебе, что у меня открылись способности к воздухоплаванию и к плаванию. Я легко получил права летяги и стал лучше плавать, реально! Раньше я охренительно побаивался воды.
— Да, я помню… — Энгельберт погладил пальцы Патрика.
Год назад он сам тоже попробовал теллур, поднакопив присланных отцом денег. Это было сильно: он провел незабываемое время в великой Афинской школе и узнал много нового. С великим Платоном он не нашел общего языка, а просто долго и мучительно-бессловесно целовался, замирая от восторга, а затем позволил богатырского сложения философу делать с собой все, что тот захотел. Пифагор ему показался скучнейшим занудой, старик Плотин почему-то вызвал у Энгельберта мистический ужас, а вот с бодрым и толерантным Парменидом удалось наладить продуктивный диалог, в результате которого посланник двадцать первого века сумел доказать древнему греку — не без помощи Гегеля, Хайдеггера и Сартра, — что небытие так же реально, как и бытие, следовательно, оно такое же чистое настоящее, а значит, бытие не вечно, ибо порождено небытием.
Но способностей от этого трипа не прибавилось, а память сохранила лишь вкус властного и настойчивого языка Платона.
Гид тараторил про европейских политиков, хлынувших в СССР за «идеологической поддержкой после удара ваххабитского молота». Французский президент и берлинский курфюрст якобы тоже побывали здесь и общались со Сталиным по национальному вопросу.