— Надобно уметь его вставлять? — глупо и вопросительно-понимающе закивала Авдотья.
— Некоторые и сами себе вколачивают, — буркнул Валеный. — Без плотника. И ничего.
— Без плотника можно так забить, что со святыми упокой, — усмехнулся Родя.
— Криво пойдет — и пиздец, — сплюнул на ковер Самой. — Гвоздодер не поможет.
— Так это и прекрасно, родные мои! — затараторил Снежок. — Сей продукт как японская рыба фугу — опасен и прекрасен, двенадцать процентов летальщины — это вам не баран чихал, это знак божественного, а как иначе? Божество возносит и карает, воскресает и стирает в пыль придорожную! Узки врата в рай вводяща и токмо избранные туда проникоша!
— Любезный, вы горноалтаец? — спросил Алишу Амман.
— Я якут, — спокойно ответил тот, заканчивая стрижку.
— А где же вы… — начал было Бондик-Деи.
— Там, — опередил ответом Алиша. — Жил и обучался.
— И который раз плотничаете? — зло прищурился на Алишу Самой.
— Сто пятьдесят четвертый, — ответил Алиша и стал протирать голову Клопа спиртом.
— Еб твою… — завистливо выругался Владимир.
— Вот, Володенька, как Москва-матушка на теллур подсела! — захихикала, тиская его, Авдотья.
— Это вам не кубики-шарики… — закурил Валеный. — Шестьдесят за дозу… тридцать кубиков приобрести можно, двадцать шаров, восемь пирамид. Полгода непрерывного полета.
— Куб — прекрасный продукт, — возразила Ли Гуарен. — И я его ни на какой клин не променяю.
— А вам, сударыня, никто и не предлагает! — съязвил Самой.
Многие рассмеялись.
— Поеду-ка я домой, — встала, делано потягиваясь, Ли Гуарен.
— Да, да. Клин клином вышибать… — не унимался Самой.
— Мы тоже пойдем, счастливо оставаться, — поднялся Валеный, беря за руку Бондика-Деи.
— Брат Клоп, хорошего тебе. — Бондик-Деи метнул в Клопа.
— И я, и я, господа, поеду, хотя, признаться честно, сгораю от жутчайшего, испепеляющего любопытства, — вскочил Снежок. — Все нутро мое, вся бессмертная сущность содрогается от желания влезть в череп Клопа, испытать сие божественное преображение, равного которому не знает ни одно сияние, я уж не говорю о полетах и приходах, да, да, влезть, а ежели и не влезать, то хотя бы после всего расспросить досточтимого Клопа о пережитом, насладиться его радостью причастия небесному, раствориться хоть на миг в его сверхчувственной исповеди, а растворившись — сгореть от черной зависти и тут же подобно Фениксу восстать из черного пепла зависти в белых одеждах радости и веселья!
— Сеанс может длиться до пяти дней, — предупредил Алиша, натягивая резиновые перчатки.
— Знаю, досточтимый, знаю, драгоценный Алиша! — подхватил Снежок. — Именно это знание и заставляет меня покинуть сие место силы, ибо не выдержит мое сердце