– Порядок, мы закончили, – сказал руководитель полетов.
В наземном центре управления кто-то нажал кнопку, и ее голова выскользнула из гигантской механической трубы. Космический корабль приземлился обратно на Землю, швырнув ее в водоворот повседневности. Вокруг проступили бесформенные силуэты, и один из них протянул ей руку, предлагая отвести обратно к маме, словно это было какое-то вознаграждение.
– Ты потрудилась на славу!
Какая ложь. Она вообще ничего не сделала, разве что слишком рано вернулась на Землю. Лежать неподвижно оказалось совсем не трудно, а молчание и вовсе было для нее естественным состоянием. Ханна протянула женщине руку, хотя ей очень не хотелось возвращаться к недовольной маме в очередную душную комнату. Куда лучше было бы исследовать бесконечные больничные коридоры. Она вообразила, что движется в чреве огромного дракона. Изрыгнув злобное пламя, он вышвырнул бы ее в другой мир, которому она принадлежала, где можно было мчаться по мрачному лесу с мечом в руке, выкрикивая боевой клич, чтобы собрать соратников. Она повела бы приспешников в атаку, и они ринулись бы на врага: режь, круши, бей и руби. Меч познал бы вкус крови.
СЮЗЕТТА
Она провела по затылку дочери, пригладив растрепавшиеся во время процедуры волосы.
– Вот видишь, все не так плохо. Теперь послушаем, что скажут врачи.
От натянутой улыбки у нее задергался глаз, и она коснулась его уголка указательным пальцем. Ужас запустил острые когти в ее сердце, нанося непоправимый урон душевному равновесию. Бесконечные больничные коридоры, палаты и кабинеты врачей она считала ничем иным, как ведомством пыток. Они нависали над ней тяжеленной глыбой. Ханна сидела, подперев ладонью щеку, поглощенная своими мыслями, без тени эмоций на лице. Такой она обычно бывала перед экраном телевизора. Сюзетта взглянула на картину в раме, привлекшую внимание дочери. Квадраты блеклых цветов. По движению глаз Ханны она хотела понять, пытается ли та их сосчитать или сгруппировать по сходным оттенкам. Дочь делала вид, что не замечает присутствия матери, и в этом нежелании смотреть на нее Сюзетта увидела привычный укор. После стольких лет она потеряла счет грехам, за которые несла наказание.
Возможно, Ханна все еще сердилась, что у них закончились бананы. Перед этим она ударила кулаками по столу, сердито глядя в тарелку, в которой не было ничего, кроме хлопьев. Может, дочь затаила обиду за прошлый вечер, неделю или день. Ханна не знала, что Сюзетта не хотела делать ей еще одну томографию – радиация, в пятьсот раз превышающая обычный рентген, – но уступила желанию Алекса. Соображения, которыми руководствовался муж, основывались на прагматичной уверенности, что прогрессу дочери в развитии речи препятствует физиология. Он не видел, что вытворяла девочка, а Сюзетта никогда не могла сказать ему, в чем действительно заключалась проблема и что все это было одной сплошной ошибкой: она не умела быть матерью и удивлялась, как это вообще когда-то показалось ей хорошей идеей. И, видимо, поэтому во всем с ним соглашалась. Ханну, конечно же, обследуют еще раз. Им, разумеется, надо знать, нет ли у нее физических недостатков.