Гестаповец провел ладонью по своей шее.
— Вы уже уничтожили миллионы людей, и если убьете еще одного — это ничего не изменит. Я солдат, и вы не дождетесь, чтобы я просил у вас пощады.
С меня сняли наручники и приказали раздеться донага. На мои вещи буквально набросились. Распарывали и разрезали каждый шов верхней одежды, тщательно обследовали нижнее белье, ботинки.
И хотя я, бесспорно, был для гестаповцев крупной добычей, и прежде всего они искали шифровальный ключ, велико было их желание отыскать доллары. Не найдя ни того, ни другого, меня облачили в летнюю арестантскую одежду, такую, какую носили конкаржи[42]. Как я позднее выяснил, моя одежда вызывала недоверие у политзаключенных.
На моем первом допросе присутствовала целая свора гестаповцев и заместителей Франка. В помещении сидело около сорока человек. Среди них находился и один тип, которого я знал еще до войны под псевдонимом Черны. В действительности же его звали Нестором Голейко. В 1936 году в Жижкове мы исключили его из партии как троцкиста. Литовец-эмигрант, ныне он стал активным сотрудником гестапо.
Начался допрос. Гестаповцы обращались ко мне по-немецки и требовали, чтобы я отвечал тоже по-немецки.
— Я не понимаю немецкого языка.
Вызвали переводчика. Им оказался Смола.
Прежде всего гестаповцы хвастливо заявили:
— Помни, что нам все известно, от нас ты ничего не скроешь. Мы точно знали, когда вы прибудете, ждали вас… С первого дня вашего прибытия мы следили за каждым вашим шагом. Известно нам и куда ты направлялся сегодня.
— Так куда же ты хотел идти?
— В Браник, купаться. Ведь сегодня воскресенье, жара, солнце печет. Куда же идти, как не к воде!
— Ого, тебе даже весело… Кого ты хочешь провести! Шел ты в Богницы и в Розток. Там тебя должны были ждать, но теперь не дождутся, потому что мы там ждем.
— Меня там никто не ждал.
— Никто? Мы приведем к тебе этого человека.
— Вам некого привести.
Я чувствовал, что это ловушка, с помощью которой они хотят вывести меня из равновесия. А может, они действительно что-то знали? Но от кого? Нет, мне нельзя позволить им вывести себя из равновесия, я должен взвешивать каждое слово.
Приступили к установлению личности.
— У нас в руках твой паспорт. Где и от кого ты его получил?
— В районном полицейском управлении Смихова, там это указано.
Допрос вел комиссар Зандер. Он снял телефонную трубку и сообщил кому-то по-немецки, что я арестован, имею паспорт на имя Кучеры, и зачитал из него некоторые данные. В трубке отозвался голос — даже мне он был слышен хорошо — это был голос Фиалы. В одно мгновение мне все стало ясно. Фиала — агент гестапо. Наше подозрение подтвердилось только теперь. Вот почему гестапо опередило нас. Теперь я понял, в чем дело.