Едва я переступил порог этой квартиры, как Тонда заявил мне, что он здесь не останется, так как опасается этого мужчины, который (он, мол, подслушал разговор) хочет знать, кто мы и почему здесь находимся.
Я стал уговаривать Тонду остаться здесь до утра.
— Пойми, сейчас комендантский час, и мы не сможем свободно ходить по улицам.
Однако Тонда настаивал на своем.
Я заколебался. Возможно, он что-то слышал. Как же быть?
Около десяти часов вечера Тонду уже нельзя было удержать. Он собрался и ушел. Мне не оставалось ничего иного, как последовать за ним на улицу, где каждую минуту нас могли схватить. К счастью, мы не долго блуждали и пришли на явочную квартиру.
Там, естественно, удивились нашему возвращению на ночь глядя, спросили, что случилось. Мы рассказали о своих опасениях.
Утром пришла Мария. Она уже побывала в оставленной нами квартире, где хозяйка рассказала ей, что мы поздно вечером ушли в неизвестном направлении. Ее испугало наше исчезновение. Когда мы все объяснили ей, она заверила нас, что опасения беспочвенны, что обе женщины весьма верные товарищи, равно как и тот мужчина, которого мы опасались. Меня она отвела на новую квартиру, где я опять оказался с Эдой. Тонда с Карелом на следующий день выехали в Катовицы.
Еще четырнадцать дней пробыли мы в Кракове. Затем за нами приехала новая проводница, жена шахтера. В ее задачу входило доставить нас в целости и сохранности в Катовицы. Сопровождал нас и мой знакомый по Праге. Партия послала его вновь создать в Катовицах подпольную организацию, разгромленную недавно гестапо.
Наша поездка в Катовицы продолжалась несколько дней. Как и было условлено, мы плыли на буксирном судне. Нас спрятали в капитанской каюте, и никто не должен был знать о нашем существовании.
Буксирное судно тащило за собой пять барж, на каждой барже находился экипаж. Если капитану нужно было кого-нибудь вызвать, он прятал нас за предохранительный щит водяного колеса. Хорошо замаскированный вход вел туда из капитанской каюты.
На границе гестаповцы проверяли всех членов экипажа, они пробыли на борту целый час.
Мы с Эдой лежали в нашем укрытии.
По палубе топали сапогами патрульные. Проскочим ли? Ведь до родины рукой подать.
Бесконечные мучительные минуты.
Слышались окрики гестаповцев.
Лежали неподвижно. Нам нельзя было даже пошевелиться. Над нами, возле предохранительного щита, стоял гестаповец. Медленно тянулись минуты. Вот кто-то подошел. Еще и сегодня слышу, как гестаповец гордо рапортует кому-то, что на судне после тщательного досмотра ничего не обнаружено.