— Я жду, жду тебя, а ты все хату драишь, хозяйка, — посмеивался, тиская меня в объятиях, директор, — хотел уже сам идти, так не солидно же.
— Я с серьезным разговором к вам, дядь Саш. По моей вине грядут определенные трудности, но я не виновата… честно.
Он завел меня в свой кабинет в новеньком здании управления, усадил в кресло и приготовился слушать. Не задавая лишних вопросов, терпеливо ожидая моего рассказа.
— В общем… Строгову сдавать больше не получится. Так уж вышло… Подумайте — может, есть какие другие возможности?
— Что там случилось, говори прямо. Понимаешь же — мне нужно знать все.
— Дядь Саш, то, что случилось, к кладам отношения не имеет.
Сан Саныч постучал колпачком ручки по столу — занервничал.
— Говорят, что ты в тягости, приехала рожать сюда. Это как-то связано …?
— До рожать еще ого-го — восемь месяцев, — бодренько ответила я, — ага… связано.
— Так ты или говори прямо, или вообще… — рассердился директор.
— Не могу я прямо… просто лучше пока не появляться там.
— Родня твоя объявилась?
— Нет… — отвернулась я, — не травите душу, дядь Саш, держусь и так из последних сил… а мне еще к отцу Никодиму идти. Тот наизнанку вывернет. И я вот что думаю — может попробовать через церковные каналы как-то? Там же тоже ювелирный бизнес… штамповка, конечно, но связи-то есть?
— Это противозаконно, Оксана. Ладно, мы это делаем… с горя, но не втягивай в это священника.
— Перед государством противозаконно, а как это выглядит перед Богом, я все же у него спрошу. Все очень серьезно, на самом деле — в Питер дорога закрыта, так что смиритесь с этим. Мне теперь беречь себя нужно — во всех отношениях.
Мы еще долго спорили, обсуждая сложившуюся ситуацию. Саныч все пытался выведать у меня всю подноготную — и так, и эдак… А я всеми силами увиливала и выкручивалась, а потом просто ушла — сердитая, как и он.
Ну не могла я признаться ему, что переспала в парковых кустах Петергофа, на прошлогодней сухой траве и практически в грязи с совершенно незнакомым парнем, а он, обозвав меня шалавой, почти мгновенно исчез после этого. А потом я учуяла его запах в мастерской того ювелира — он находился за дверью кабинета. А я уже знала, что беременна. Вынеслась оттуда, как ошпаренная, вскочила в машину и через пару часов уже собирала свои вещи в квартире. Я была уверена, что на выходе из кабинета учуют и меня.
Я вообще не понимала ни тогда, ни сейчас — почему после того сумасшествия, что случилось с нами, после тех минут блаженства и даже счастья, которые я умудрилась успеть почувствовать, меня бросили там раздетую, обозвав и облив презрением? Мне в принципе несвойственны были такие чувственные порывы, но тогда накатило что-то такое, чему просто невозможно было сопротивляться.