Я шарахнулась от него, как от огня и меня непроизвольно мелко затрясло: — Не приближайтесь ко мне! — Шаль от движения сдвинулась, и открылось глубокое декольте с фиолетовыми следами пальцев. Граф коротко выдохнул.
— А я про что? — Забормотала я, кутаясь и отступая от него дальше и дальше. — Не готова, извините. Простите, я пойду. — Развернулась и пошла к дому быстрым шагом. Я действительно не была готова даже вежливо разговаривать с ним. В голове еще звучали его слова обо мне. Где же Грэгор, когда он нужен? Мне казалось, что меня преследуют, и я ускорилась. Старший граф стоял возле входа на нижнюю террасу, я с ходу кинулась к нему за защитой. Он обнял меня и стал уговаривать, поглаживая по спине: — Ну, что же вы, Виктория, вам ничего не угрожает, поверьте мне. Это просто разговор. Он не подойдет к вам близко, не бойтесь.
— Отец, что происходит? Я просто сделал шаг …
— Девочка воспринимает тебя, как угрозу, боится. Пока уйди, пожалуйста. Возможно — потом…
— Я не могу ждать…
— Можешь. Жди. — Последовал резкий ответ. И граф повел меня в дом. Я проходила по залам, когда взгляд наткнулся на рояль. Потянуло к нему — музыка всегда успокаивала меня. И просто хотелось проверить качество излечения, как и собиралась перед этим. Граф сел в кресло возле окна, а я на стульчик у рояля. Сложила руки на холодной поверхности и опустила на них лоб. Меня никто не торопил и не беспокоил. Я собралась, открыла крышку и положила пальцы на клавиши. Пробежала по ним, пробуя подвижность кисти, и заиграла. Торжественно и тревожно звучал «Полонез» Огинского. Тревога и тоска автора по родной земле рвали и мою душу. Слезы стали тихо капать на платье. Я играла уже вслепую, закрыв глаза. Так, это слишком… Не хватало разрыдаться… Остановилась, подумала и погладила пальцами клавиши — «Лунная соната» Бетховена. Эта мелодия успокаивала и баюкала, несла в себе спокойную нежную безмятежность… Музыка плыла, нежила и ласкала слух. Рояль был настроен идеально.
Я повернула голову к окну — Грэгор сидел, закинув голову на спинку кресла, закрыв глаза. Скорбные носогубные складочки глубоко прочертили его лицо. Ну вот, сама расстроилась и расстроила человека. Я улыбнулась и заиграла вступление к колыбельной из «Гусарской баллады». Потом сделала вдох и запела: «Лунные поляны, ночь, как день, светла-а…» Я не смотрела никуда, закрыв глаза, наслаждаясь красивой музыкой, звучанием своего голоса. Все переходы, тона, модуляции голоса звучали необыкновенно. Очевидно в музыкальном салоне «не естественным образом» создавался нужный акустический эффект. Музыка смолкла, я тоже и, сложив руки на рояле, опять уткнулась в них лбом. Мы помолчали оба. Потом повернулась к Грэгору и объяснила: