Записки путешествующего ветеринара: нескучные истории о диких пациентах (Крэнстон) - страница 102

Когда Джефф закончил срезать рог, Дилерей и еще парочка студентов-ветеринаров засуетились у головы носорога, беря образцы крови из ушной вены, собирая образцы шерсти и когтей, подбирая любые оставшиеся фрагменты рога, вживляя чипы и фотографируя носорога. Все это было частью данных ДНК-идентификации, которые позволяли установить принадлежность рогов конкретной ферме, включая все характеристики животного, а также дату и время, когда были спилены рога. Учитывая невероятную ценность рогов, вся документация должна была быть безупречна, чтобы не допустить даже намека на коррупцию или необъяснимое «исчезновение» рогов.

Но несмотря на все предпринимаемые усилия, коррупция все равно была пугающе распространенным явлением. Каждый килограмм рога стоимостью в 65 000 фунтов стерлингов обеспечивал состояние, которое большинству африканцев пришлось бы зарабатывать всю свою жизнь. И это зачастую являлось слишком большим искушением.

Я вспомнил разговор, который у меня был двумя годами ранее с лесничим из национального парка Чобе в Ботсване, когда мы ехали с ним утром на загон зверя. Это была моя первая поездка в Африку, и мне хотелось узнать больше о проблеме браконьерства. Он сказал, что всего несколько месяцев назад парк потерял своего последнего черного носорога, убитого браконьерами, – жуткое потрясение для всех, кто сражался, в буквальном смысле, чтобы не допустить подобного исхода. Но что еще страшнее, когда они обнаружили рог с помощью трекера, вживленного под кожу животного, он оказался под кроватью одного из охранников парка.

– В этом заповеднике нельзя доверять никому, – сказал он.

Джефф отошел от носорога. С этим животным работа была завершена, но мы были только в самом начале пути. Оставалось еще девять носорогов, нам предстоял долгий и трудный день. Он взглянул на меня. Я все еще держал в руке тот кусок рога, что он мне бросил. Перехватив мой взгляд, он прочитал мои мысли.

– Ты удивляешься тому, как можно изуродовать такого красивого животного из-за чего-то, похожего на наши ногти? Или что-то вроде того?

– Что-то вроде того, – подтвердил я. – На вкус это наверняка отвратительно, и нужно быть полным глупцом, чтобы верить в его целительные свойства. Я просто не понимаю этого.

– Все объясняется отчаянием и трехтысячелетней традицией. Этому невозможно противостоять, и они даже не догадываются о той степени жестокости, которая связана с добыванием рога. И потом ребята, делающие эту грязную работу, находятся на грани нищеты и с трудом могут прокормить себя и свою семью. А тут приходит некто, предлагающий им сумму, которая им и не снилась, за определенную информацию или одну ночь работы. Ничего удивительного в том, что они тут же хватаются за это предложение. Мы можем презирать их, задыхаясь от гнева и содрогаясь от ужаса и неверия в то, что человек может быть таким бесчувственным и жестоким. А сами лежим в своих удобных постелях, смотрим телевизор в своих уютных домах и совершаем покупки в огромных супермаркетах, забитых всеми мыслимыми продуктами. Нам незнакомо чувство отчаяния от отсутствия еды и мысли, где в следующий раз найдешь ее. Для них выбор прост: либо животное, либо я. За каждым убитым браконьером стоит еще сотня желающих занять его место.