– Адка, давай быстрее. Сейчас опоздаешь, – закричала Ксюра и вырвала из ее рук квадратик бумажки.
Ада и Серафим, как завороженные, смотрели, как Ксюша подносит спички к их листочкам, как они тают от огня и падают хлопьями пепла в бокалы с шампанским. С последним ударом, они опрокинули в рот пенящийся напиток и проглотили свои желания.
– Ну, теперь точно, сбудутся, – удовлетворенно засмеялся Серафим и сел. – Девушки, вы есть не хотите?
Точно, Ада вдруг почувствовала, что голодна. Грех для желудка и всего организма в целом есть тогда, когда положено ложиться спать, но новогодняя ночь особенная: праздник не только души, но и тела.
Они ели салаты, закусывали ароматной курочкой, запеченной целиком в духовке, пили шампанское. Серафим, как Дед Мороз, вытащил из безразмерного кармана куртки еще одну бутылку, и праздник начал приносить удовольствие. Ксюша включила музыку, Ада сразу напряглась: танец с Серафимом на школьном корпоративе она еще не забыла, как и помнила прекрасно ощущение его эрекции. Но он пригласил Ксению, и Ада вздохнула облегченно.
Она сидела на кухонном диване, потягивала из бокала, который ей сунула в руку Ксюша, чтобы она не скучала, шампанское и наблюдала, как медленно кружатся в просторной прихожей Серафим и подруга. Вот Ксения положила голову ему на плечо, по лицу историка пробежала тень, и он слегка отодвинулся. Поворачиваясь, он каждый раз встречался с Адой глазами, и что-то вдруг изменилось в воздухе: он задрожал, завибрировал, очертания прихожей смазались, будто воронка смерча начала свое движение, постепенно меняя пространство и засасывая Аду. Она видела только эти пронзительные синие глаза без очков и ей казалось, что она тонет в их бездонной синеве.
– Ада, можно тебя пригласить на танец? – как сквозь густой кисель, услышала она вопрос Серафима и встала.
Она покачнулась, махнула рукой, чтобы куда-нибудь поставить пустой бокал и, как сомнамбула, безропотно пошла на этот голос. Потом вложила свою руку в его ладонь и закружилась в танце. Напряжение пропало. Появилась легкость, воздушность в движениях. Ей казалось, что она не скользит по линолеуму, а плывет по воздуху.
Ада откинула назад голову и счастливо засмеялась. Она не думала уже об испорченном празднике, о Ксюре, о Михаиле. Внутри нее разгорался огонь желания, такой же сильный и страстный, какой она пережила в стриптиз-клубе, когда лежала на столе рядом с танцором в маске. Дыхание участилось, хриплый стон стал вырываться из пересохшего горла.
Она остановилась. Теперь пространство вращалось вокруг них, и не было в нем ни кухни, ни подруги, только глаза Серафима. Ада смотрела в них, не отрываясь, а когда он несмело прикоснулся к ее губам, она с восхищенным всхлипом впилась в его рот.