Зеленая брама (Долматовский) - страница 230

)

Приведу еще одну красноречивую строку: «У меня было самочувствие трупа, проснувшегося в гробу».

Барон Мюнхаузен второй мировой войны продолжает:

«Я вновь увидел всадника на белом коне. Он что-то кри­чал и размахивал саблей над головой. Все русские, следо­вавшие за ним, смотрели на него, а он уже был близок к лесу. Безумие ситуации взбесило меня. Я закричал Клевайсу: «Уложи же ты этого!..» Клевайс стрелял несколько раз и все мимо и беспомощно смотрел на меня...»

Я нисколько не сомневался, что хвастливый автор сейчас объявит себя победившим всадника. Он, конечно, пишет, что стоило ему лечь за пулемет — и с русским было покончено.

Но я-то знаю, что Николай Иванович Прошкин был только ранен в том бою, ранен был и белый конь.

Адъютант генерала и с ним лейтенант из особого отдела 58-й стрелковой дивизии нашли Н. И. Прошкина в Уманской яме, пытались организовать побег, но тяжелое состояние генерала не позволило исполнить дерзкий замысел.

Прошкин погиб уже на исходе своего заточения: в лагере на территории Германии, в каменоломнях, он обрушил ка­менную глыбу на голову предателя и был казнен фашис­тами...

Мемуарист продолжает свой рассказ. Некоторые детали позволяют судить о напряженности боя: в одном взводе за­ступает пятый командир, в другом — четвертый.

А вот концовка записи от 6 августа:

«...Вдруг в воздухе раздался свист, и прежде чем я мог понять, что произошло, вокруг нас стали рваться снаряды. Крюгера и Вайля ранило, а Гауст истекал кровью. Не стало и пулеметчика из третьего отделения, и я перешел к его пулемету. Мы продолжали стрелять из трех пулеметов, а из лесу выходили все новые и новые части русских навстречу смерти. И все же они продолжали продвигаться дальше и дальше. Немногое изменилось, когда нам на помощь при­была еще рота пулеметчиков. Если бы русские догадались двинуться по всему фронту, они бы просто смяли нас своей массой. Страшась, что это может произойти, я неистовст­вовал. В поисках укрытия я прыгнул в яму, где лежал убитый мною украинец, и продолжал стрелять».

Автор дневника признается, что не в силах остановить русских, и восклицает:

— Боже, что будет дальше!

А вот запись от 7 августа:

«Стало ясно, что русские под прикрытием ночи прошли через посты сторожевого охранения и заняли важные пози­ции. Собрав последние силы, они попытались прорвать фронт. На всем пути от Шевченко до Тутовой рощи у нас царила паника».

Не скрою, начитавшись сочинений Лутца Хатцфельда, я даже почти через полвека не ужаснулся его сообщению, что больше половины писем, доставленных после боя из Германии, пришлось отправить обратно, я горестно поду­мал — поделом!