Небольсин шагнул в теплые сени британского консульства.
– Уилки! – позвал он.
В просторной комнате барака, перед раскрытой пишущей машинкой, сидел молодой крепкозубьш Уилки.
– Что происходит? – спросил его Небольсин.
Уилки долго смотрел в лицо инженера.
– Бедный Аркашки! Неужели ты ничего не знаешь?
– Кажется, что-то в мире произошло?..
Уилки нагнулся, подхватил с полу бутыль с виски.
– Выпьем! – сказал (и пробка – хлоп!). – Приказ об отстранении тебя и Ронека с дороги уже подписан Всеволожским.
Они выпили, и Уилки опять наполнил стаканы.
– Выпьем! – сказал. – Генерала Всеволожского уже не стало, и приказ его не имеет юридической силы…
Выпили. Спрашивается – почему бы и не выпить?..
– Нет, не понял… Что же произошло?
Снова хлопнула пробка, а виски – буль, буль, буль.
– Судя по всему, – улыбнулся Уилки, – ты ничего не знаешь.
– Ничего не знаю, – согласился Небольсин. Два стакана жалобно звякнули.
– Вот уже несколько часов, – произнес Уилки серьезно, – Россия не имеет царя. Николай отрекся от престола. Сам и за своего сына Алексея. Престол перешел к великому князю Михаилу. Но он короны не принял… Тебе не плохо, славный Аркашки?
Небольсин после длительного молчания ответил ему – тихо:
– Нет, мне не плохо. Я никогда не был монархистом… А как относитесь к этому вы, англичане?
– Нам безразлично, – ответил Уилки, – есть царь в России или нету царя. Нам важно сейчас другое: чтобы Россия осталась верна договорам с нами и довела войну до конца. Итак, Аркашки, выпьем за победу над прусским милитаризмом! Русские хорошо дерутся. Но революционные армии дерутся еще храбрее. Пьем. Салют!
– Пьем, – ответил ему Небольсин. – Салют так салют!
* * *
Самая мощная радиостанция Мурмана была на линкоре «Чесма». Сначала она приняла сигнал с брандвахтенной «Гориславы» – шесть немецких субмарин всплыли на Кильдинском плесе. Командир доносил, что может прочесть даже боевые номера на их рубках. По флотилии была объявлена готовность номер один: к бою! Три эскадренных миноносца – «Бесшумный», «Бесстрашный» и «Лейтенант Юрасовский», – отбрасывая назад буруны и клочья дыма, рванулись в океан. На мостике «Бесшумного» реяла, словно вымпел, рыжая борода князя Вяземского.
Миноносцы ушли, а вслед им, цепляясь за прогнутые ветром антенны, летела весть о свержении в стране самодержавия. Эта весть струилась по проводам, ее отбивала в ушах радистов пискотня морзянки, она – эта весть – стучала в машинах.
Наконец заработал и телеграф: монархия свергнута.
В длинных лентах, смотанных с катушек аппаратов, в которых телеграфисты путались, будто в карнавальном серпантине, в каскадах тире и точек билось сейчас только одно, самое главное: революция… революция… революция!