— Принеси мёда в длинный дом, — велел и направился к двери, отперев замок. — Но сначала скажи Вирею, что ты ныне останешься у меня.
Вышел за порог, прошёл через узкую клеть на заснеженный двор. Застолье всё ещё продолжалось — просачивались из щелей свет и голоса. Над кровлями хоть едва и зарождался рассвет, что скорее походил на мутный туман, но до утра ещё было далеко. Не желая быть замеченным кем-то, Пребран отправился обратно к срубу, но заходить не торопился, остановился, чувствуя, как мороз всё же начал пронимать его, бодря. Неурядицы, что случились за последние дни, отдалились и теперь почти не трогали его, но надолго ли? Впрочем, он хотел спокойствия хотя бы на сегодня. Зачерпнув гость снега, отёр лицо, ледяные осколки оцарапали кожу, прохладой растаяли на губах, и стало совсем легко и свежо.
Вернулся в горницу, озаряемую, тлевшими лучинами, пройдя к дальней лежанке, прислушиваясь к раскатистому храпу Гроздана, сел на лавку, облокотившись спиной о стену, закрыл глаза. Как ни старался делать вид, что глубоко плевать на то, что в соседней клети есть кто-то ещё, а всё не выходило. Нет, так просто от неё теперь не отделаться.
Спала Ладимира плохо. Ворочалась с боку на бок, то проваливаясь в дремоту, то просыпалась от того, что её колотит изнутри. Всё же в клети было холодно, прогрелась только к глубокой ночи. Хлопала иногда входная дверь, видно кто-то из мужчин выходил наружу по нужде. К утру удалось немного поспать, пока не приснился кошмар, а потом послышался вдруг женский смех и шаги. Ладимира даже приподнялась, но в доме царила полная тишина, как бы ни прислушивалась, а больше ничего не последовало.
Она вновь легла, выдыхая туго. Едва брезжил рассвет через мутный пузырь на окне, тускло освещал тесную клетушку. Проснулась Ладимира с мокрым от слёз лицом. Снились сёстры, снилось, как уводят их далеко, а она смотрит и ничего не может сделать совершенно, и этот запах гари и крови рвал глотку, душил, а страх и отчаяние давило камнем на грудь.
Где они? Что с ними? Вновь и вновь терзалась неведеньем, что изъело всю душу. Может статься, пока лежит тут, их уже и в живых нет.
Глаза вновь заволокло мутью, скатывались одна за другой по вискам слёзы, жгли. Неподвижно полежав на постели, вглядываясь в низкий потолок, откинула меха, так душно сделалось под ними. Княжич просил здесь оставаться и ждать. И нужно бы послушать, ведь в самом деле даже не помыслила о том, что Ярополк может не принять её сразу, а за душой у неё ничего нет. На что здесь жить? И родичей её тут не было. Местных порядков не знает. Всё было ей чужим: и обилие построек, и людей столько, что кругом голова. Но всё одно сидеть тут, в четырёх стенах, нет никаких сил.