– Остальное?
– Я передавал через Леру все твои вещи…
Виолетта бросает на меня странный взгляд, грустно улыбается, кивает чему-то своему.
– Забудь.
Она тянется маленькими ладошками к серебряной цепочке на шее, расстегивает ее и через секунду протягивает мне филигранное кольцо с бриллиантом посередине.
– Ты носила его… почему? – удивленно спрашиваю.
Она медлит с ответом несколько секунд. Словно сомневается, словно не знает наверняка, можно ли мне доверять, стоит ли мне говорить что-то… что-то очень важное.
– Я… была глупой и наивной, потому и носила. Оно ничего для меня не значит. Забирай.
В эту секунду в сердце впиваются ледяные осколки разбитой надежды. Оно покрывается толстой коркой льда, на разморозку которого впоследствии уйдут долгие месяцы…
– Черт возьми… – выдохнул я, отставив стакан с алкоголем в сторону и взяв в руки маленькую коробку.
Открыл ее… бриллиант по-прежнему сверкал. Такой же красивый и чистый, как моя Виолетта…
Теперь тот разговор в клинике виделся мне в совершенно другом ключе. Сейчас я понимал, злость и гнев больше не застилали глаза, что Абрамова могла продать очень дорогое украшение, но не стала этого делать. Она хотела сказать мне о своих чувствах, но просто побоялась.
Виола всегда была для меня открытой книгой, и я всегда мог поговорить с ней по-хорошему, по-человечески, но вместо этого жалил ее своим ядом, которого у меня всегда было хоть завались.
Она даже не стала ничего говорить о том, что сестра не вернула ей личные вещи. Вообще ничего…
А я забрал у нее кольцо, которое связывала нас воедино, не потрудившись отдать обратно, когда у нас все наладилось. Не попросив выйти за меня снова.
В тот день я сказал, что жалею о том, что она мать моего сына и, по сути, забрал надежду на то, что мы когда-нибудь поженимся.
И если за слова я извинился, то с поступком как раз нет. Я просто забыл об этом. Жил рядом с Виолой, наслаждался ее теплом, ее заботой и безграничной любовью и совершенно не взял в расчет, что молодая девушка может хотеть замуж, а не просто сожительствовать с мужчиной, пускай и любимым.
– Кретин… – выдохнул я в пустоты слабо освещенной комнаты.
Я задохнулась от боли, когда Алексей бросил трубку. Вот так легко и просто. Взял и повесил, не желая со мной больше говорить.
Как можно было рожать такому человеку второго ребенка? Даже с учетом, что у меня получилось бы?
Он не хотел поговорить со мной, он сразу все обрубал и диктовал свои условия, не желая слушаться с моим мнением! Чаще всего оно вообще его не интересовало!
И эта дурацкая гора подарков… я понимала, что он пытается искупить вину, загладить ее, но мне абсолютно не нужны были не эти дорогие платье, ни украшения, ни уж тем более автомобиль!