— Маркус! — Мать вышла на порог встретить его. — Нет, вы только посмотрите, как ему идет форма! Марион, спускайся, Маркус приехал!
Пока Марион спускалась, Маркус, задрав голову, провожал ее глазами, и на его круглом, как луна, лице сначала промелькнуло изумление, потом чувство совсем иного рода. Хотя он тут же разулыбался, Марион ощутила, что смутное ощущение опасности, исходившее от него, кристаллизовалось.
— Нет, ты только посмотри, до чего ж он хорош в форме! — восторгалась миссис Левинсон.
Это было и так, и не так. От ног до воротника Маркус был матрос как матрос — коренастый, широкоплечий, а вот лицо над воротником — ухмыляющееся, сухопутное, европейское лицо — было явно не отсюда.
— Ну, как ты находишь Марион? — вопрошала миссис Левинсон. — Выросла, не узнать?
— Да, она уже не девочка. — Маркус улыбался, его глазенки обшаривали ее с ног до головы. — Стала совсем взрослая.
— Вот видишь! — сказала миссис Левинсон, так, словно это и требовалось доказать. — А ведь она еще учится в школе!
— Ни за что бы не поверил! — сказал Маркус, его английский со времени последнего визита заметно улучшился.
Марион почувствовала, что краснеет, и рассердилась на себя.
— Пока идут занятия, мне полагается ходить в форме. — Она резко закрыла тему.
— Взрослая и красивая… — повторил Маркус.
— Ей семнадцать, — сказала миссис Левинсон. — На следующий год, даст Бог, пойдет в университет.
— Счастливица, что и говорить, — сказал Маркус.
Кофе пили в гостиной, сплошь в атласной парче, заставленной торшерами и коктейль-барами на хлипких ножках, — арене бесчисленных карточных баталий.
— Ну, рассказывай, рассказывай, — наседала миссис Левинсон. — Как ты и что, как тебе живется в Израиле, нравится ли флотская жизнь?
— Очень нравится, — сказал Маркус. Он сидел, расставив ноги, на краешке дивана, брюки на его мощных ляжках только что не лопались, в пальцах зажата сигарета. Миссис Левинсон метнулась молнией — поставить пепельницу на столик перед ним.
— И где ваш корабль стал на якорь?
— Я же писал — в Плимуте. Когда мы сошли с корабля в Гамбурге, нам кричали из толпы: «Жиды пархатые». Ну, мы с ними и схватились.
— И как — поколотили их? — прервала его миссис Левинсон: ей не терпелось узнать, чем все кончилось.
— Да, — сказал Маркус и раздавил сигарету в пепельнице, — поколотили.
— Почему бы вам не пройтись перед обедом? — сказала миссис Левинсон.
— Что ты, мама, — сказала Марион. — Мне же надо заниматься.
— Тебе не помешает пройтись, — прошипела миссис Левинсон и впилась пальцами в руку Марион. — Он что, часто приезжает? — Затем, повысив голос, умильно: — Поведи его в парк. Дотуда минут пять, не больше.