В третий, последний его вечер у них все разошлись кто куда: мистер и миссис Левинсон отправились на благотворительный бал, Марион на ужин в ресторане, Маркус, как он загадочно сообщил: «В Вест-Энд».
Было уже за полночь, когда кавалер привез ее домой, робко клюнул в щеку, распахнул перед ней дверцу машины и с тем отъехал. Дом был погружен в темноту, но, пока Марион вставляла ключ в замок, сквозь разноцветные стекла входной двери пробился слабый свет.
Пройдя в холл, она увидела, что на диване в гостиной вольготно раскинулся Маркус — он наливал себе виски из наполовину опорожненной бутылки. За его спиной предательски раскачивалась распахнутая настежь дверца коктейль-бара.
— Эй! — окликнул он Марион и медленно, словно пробуждаясь от спячки, поднял на нее глаза. — Эй!
Она в ужасе кинулась, сломя голову вверх по лестнице, как вдруг услышала — бах! — это он перевернул стол вместе с бутылкой и стаканом.
— Эй! Давай поговорим… красотка… эй, иди сюда!
Она слышала, как он вывалился в холл, обогнул лестницу, и тут наступила на платье, споткнулась и упала.
— Марион! Красотка! — И вот он уже повалился на нее, обрушился гранитной глыбой, так что у нее занялся дух. — Красотка! — Он еле ворочал языком, похоже, был удивлен: не мог поверить своему счастью, и тут Марион — от страха она оцепенела, даже закричать не смогла: голос отказал, — почувствовала, как его рука шарит у нее под юбкой.
А потом, уже после того, как дверь в его комнату захлопнулась, она, собравшись с силами, дотащилась до своей комнаты и рухнула на кровать — отчаянно ждала, когда же наконец подъедет машина, но вот машина развернулась у дома, въехала в гараж, мотор в последний раз вздрогнул и замолк.
Она вмиг вскочила, пробежала темным коридором и, едва не падая, устремилась вниз — к утешению и безопасности.
— Мама, — стенала она. — Мама, мама.
В холле, подняв к ней помертвевшие — точь-в-точь две окаменевшие луны — лица, стояли родители.
— Что случилось? — вскрикнула мать. — Детка, родная! Что случилось?
— Мама! — взвыла она. — Маркус… — Ноги у нее подкосились, отец едва успел ее подхватить.
Миссис Левинсон метнула на нее вопрошающий взгляд — в нем разом читались и ужас, и тревога, на крыльях мести вознеслась вверх по лестнице и забарабанила в дверь Маркуса.
— Вон! — надрывалась она. — Вон из моего дома, беженец паршивый! Вон, вон, вон!
Бравый спортсмен
Пер. Л. Беспалова
— Это же Гитлер! — поразился Розенбаум. — Вы с Гитлером!
— Дайте-ка посмотреть. — Грей своей гренадерской походкой подошел к Розенбауму — тот пристроился в кожаном кресле с альбомом на коленях; на его лице, бледном, нервном, горбоносом, выразилось потрясение. Грей склонился над ним, двигался он закостенело, но не без прежнего изящества, время пощадило его волнистую седую шевелюру, тогда как рыжие волосы Розенбаума уже начали отступать со лба. — Да, — сказал Грей, рассматривал фотографию: улыбки, дружеское рукопожатие. — Это Гитлер.