Но в один прекрасный день совершилось чудо. Амос нашел работу. Нашел не на газетной странице, а — кто бы мог подумать! — благодаря знакомству. Американский клиент, подавший в суд на лондонскую фирму по производству аккумуляторов, громко сетовал на состояние британской промышленности.
— Не знаю, что у вас будет со страной, потому что у вас проблема. Ба-альшая проблема. — Он стоял в дверях, прощаясь с начальником Амоса. — Ваши рабочие не работают, у ваших менеджеров скудное воображение, ваши чиновники бестолковы. Я не мог себе такого представить. Ведь эта страна к началу века построила девяносто восемь процентов железных дорог на земле. Что же случилось? Что испортилось? Ладно, вы потеряли империю…
— Распустили, — поправил начальник Амоса, пожилой фабианец[37] раннего призыва.
— Распустили, потеряли, у вас ее отняли — не важно! Ее не стало. Наверное, это был тяжелый удар, утрата. Наверное, удар по вашей гордости. Сочувствую. Но Индия получила независимость в сорок седьмом году или около того. Четверть века прошло, ей-богу! Германия оправилась. Япония оправилась. Даже в Испании шахтеры зарабатывают больше ваших. Вы знаете, что делают у вас рабочие на аккумуляторной фабрике? Работают по субботам и воскресеньям, чтобы выработать полторы ставки и получить двойные сверхурочные, а в понедельник и вторник не выходят!
Амос сардонически рассмеялся. Американец кивнул.
— Да, смешно. Не спорю. Очень ловко. Очень хитроумно. Должно быть, страшно довольны собой. Веселятся до упаду, когда получают свои конверты с жалованьем. Кивают, подмигивают, толкают друг друга в бок. На здоровье. Но не за мой счет, дорогие. Раз ты такой ловкий и смекалистый, пускай твоя ловкость и сметка работают на твой карман. Даст Бог, и стране заодно поможете. Но своими мелкими махинациями откусывать от моего капитала, заработанного горбом, — ни-ни. Мне хватает головной боли с проклятыми бюрократами, с интригами нефтяников и автостроителей — не хватало еще, чтобы муравьи от меня отщипывали. Да, я очень зол, джентльмены. Я жесткий человек, но я не плохой человек — только терпение мое не беспредельно. Вы же меня изумляете. Ваше британское терпение, кажется, не знает границ. Я не понимаю.
Мягкий фабианец попытался объяснить, не смог и вовлек в разговор Амоса.
— Англичане, — сказал Амос, несмотря на свое образование сохранивший вкус к обобщениям, подходящим его резкой иронической манере, — англичане относятся к своей политике серьезно. Нет! Нет! Не сомневайтесь! Уверяю вас! Вопреки видимости. Им сказали, что их дом — их крепость, и они, черт возьми, уверовали в это — пусть их дом непригодная для жизни руина или антисанитарная дыра. А почему бы и нет, в сущности…