— Я совершил тяжкое преступление, — сказал он, — за которое заплачу лучшими годами своей жизни. Тем не менее я не сожалею о своем выборе. Откажись я от этого плана, я лишился бы своего высшего достижения. Позвольте, я объясню. Вскрывая банковские ячейки, я чувствовал себя Богом: мои фантазии воплощались, можно подумать, я сотворял все, что находил, и каждая ячейка рождала новые идеи, была новым подтверждением моей гениальности. Может, я и безумец, но деньги никогда не были для меня главной целью. Я хотел создать произведение искусства, преступление, которое навсегда останется в людской памяти. И я сделал это. Я совершил la crème de la crime[76]. Больше мне нечего сказать. Теперь ведите меня в узилище, я получил удовлетворение.
— Башир — счастливый человек, — говорю я. — Жаль, я не могу сказать того же. — Я пристально смотрю на Ноя. — Судя по твоему виду, тебе тоже не помешало бы его получить, — говорю я.
— Чего? — спрашивает он.
— Удовлетворения, — отвечаю я.
Рози хохочет.
— Папа в расстройстве, — говорит она. — Он об этом не рассказывает, но, по-моему, он влюбился в мою учительницу, красотку мисс Типтри. А теперь мучается ревностью: ходят слухи, будто она беременна. Вроде бы однажды в ее дверь постучался прекрасный незнакомец да навеки остался у нее. Во всяком случае, так говорят. Надеюсь, так оно и есть: романтично-то как!
Я готов был обнять девочку: надо же, столько пережила, а надежды не теряет!
— Не куксись, — говорит она. — Мы принесли тебе подарок. Папа, покажи!
Ной достает фирменный пакет «Мясной империи Макси» и извлекает из него багрово-красный кусок вырезки.
— Это для твоего глаза, — говорит он и показывает на мой свежий фингал.
— Скажи, Ной, чего ты хочешь от жизни? — спрашиваю я и прикладываю мясо к распухшему веку.
— Того же, что и Башир, — отвечает он. — Оставить след, создать хоть что-то совершенное.
Я поворачиваюсь к Рози и понимаю, что он, по всей видимости, добился цели.
В свободный день
Пер. Л. Беспалова
Мы садимся на 226-й автобус — он идет от Доллис-Хилл до Голдерс-Грин. Чем дальше, тем дома просторнее и красивее. У Голдерс-Грин пересаживаемся на одноэтажник номер 210-й, едем до Хампстед-Хит[77]. Деннис спрашивает:
— Знаешь, отчего Дейви Крокетт[78], герой фронтира, так метко стрелял?
Я мотаю головой.
— Оттого, что вечно шастал с фронта в тир.
Сойдя с автобуса, мы пересекаем ничейную полосу у Уайтстоунского пруда и углубляемся в дикий фронтир Хампстед-Хит. Не размениваемся ни на кегельбан, ни на кривое зеркало, картингом и тем пренебрегаем. Идем напрямик к Женщине-Крысе. На дворе август 1967-го, и на увеселительной ярмарке еще можно посмотреть на уродов.