Я заметался, потом взлетел вверх; оставалось только одно: сбить спящего Малинина с камня — взять его на таран! Быть может, он хоть от удара проснётся. Сложив крылья, я ринулся вниз, скользнул над травой и что есть силы ударил Костю головой в бок. От сильного удара в голове у меня всё помутилось и перед глазами поплыла радуга, а Костя сорвался с камня, подпрыгнул, подлетел, проснулся в воздухе и как очумелый закрутил глазами.
— Костя! Делай свечку! Свечку делай! — заорал я не своим голосом.
— Какую свечку? — сказал ничего не соображающий Костя Малинин, протирая заспанные глаза.
Тогда я схватил его за лапу и потащил за собой в небо круто вверх. И откуда у меня только сила взялась? В одну секунду я поднял Костю Малинина, как на лифте, выше кустов.
Внизу, где-то там, под нами, раздался дикий визг.
— Это что, большая перемена? — спросил меня Костя одуревшим от сна голосом и закрыл глаза.
— Какая ещё перемена? — сказал я и наподдал Косте сзади лапой, чтобы он хоть немного пришёл в себя. В глазах у меня всё ещё продолжало сиять какое-то северное сияние. — Ты что, ещё не проснулся, что ли?
— Сейчас, сейчас! — сказал Малинин. — Сейчас я наемся нектара и сяду за геометрию… А этому Мишке надо крылья оборвать…
— Какому Мишке?
— Яковлеву… из семейства отличников. Чтобы он не соглашался другой раз заниматься с нами в воскресенье…
Малинин хотел сказать что-то ещё, но вдруг перестал махать крыльями, громко захрапел и начал валиться в кусты, в самую гущину листьев.
— Костя! Не засыпай! Пропадёшь! — рявкнул я и стал валиться вслед за своим другом в кусты сирени, цепляясь на лету крыльями за сучки и листья.
От удара о ветку Костя опять проснулся. По ветке взад-вперёд ползали муравьи; они мельтешились у меня под ногами, и мне пришлось двум из них дать хорошего пинка, чтобы они не путались не в своё дело в такой, можно сказать, критический момент.
— Сейчас же превращайся из бабочки в трутня, слышишь? — сказал я Косте, разгоняя муравьёв.
— В какого трутня? Из какой бабочки? Ты что, Баранкин, свихнулся, что ли? — сказал Малинин и повалился на бок.
Вероятно, у спящего Малинина так всё перепуталось в голове, что он уже ничего не соображал и вообще нёс какую-то страшную ахинею. Тогда я его приподнял за крылья:
— Превращайся в трутня! Слышишь, Малинин?
— Как это может человек превратиться в трутня? Ты, Баранкин, фантазей… из семейства человеев… то есть че-ло-ве-ков… то есть я спать хочу, — сказал Малинин и повалился на другую сторону.
Было слышно, как по саду с криками и визгом продолжали рыскать девчонки. Если они заметят в кустах яркие крылья Кости-махаона, мы пропали.