Спиридон оглядел камеру.
Стены были испещрены надписями узников… Они звали к отмщению… Спиридон тоже напишет… Он стал ползать по камере, лихорадочно шаря руками. За ним вот вот придут… Обо что-то уколол палец. Гвоздь! Выбрал на стенке чистое местечко. Что написать?
Спиридон взял гвоздь в левую руку, которая еще двигалась. Каждая буква давалась мучительно трудно.
Меня мучают в застенке,
Каждый день пытают,
Хотят сломить. Признание
Силой вырывают!
Рука затекла, гвоздь выпал из пальцев. Передохнул немного и опять взял гвоздь.
Вы не страшны мне, фашисты,
Знаю, что погибну
За Родину, край мой родной,
За всю Украину!
Погодите, взойдет солнце!..
Погодите, каты,
И советские солдаты
Вернутся до хаты!
Двинут на вас всю мощь, силу —
Орудия, танки,
И похоронят на свалке
Все ваши останки!
Заскрежетал замок…
Два гестаповца взяли Спиридона под руки, вывели за ворота тюрьмы. В глазах у него зарябило от света, от яркой зелени луга, раскинувшегося вдоль Стири. Вода в речке была нежно-голубой. Спиридон покачнулся и, сделав несколько неверных шагов, увидел яму, наполненную мертвыми телами…
От тюрьмы шли следователь и майор, а чуть подальше… чуть подальше вели Сашка и отца. Гады! Неужели их тоже?..
Майор коротко сказал что-то гестаповцам. Те поставили с одной стороны ямы Спиридона, с другой — Сашка и отца. Гестаповцы отошли, вытащили пистолеты.
— Спрашиваем в последний раз, — сказал майор, — где партизаны? Где подпольные группы? Ты погляди на отца и брата, — обратился он к Спиридону. — Они хотят жить… Все зависит от тебя…
Спиридон посмотрел на отца. В застывших расширенных глазах отца он прочитал одно лишь слово: «Молчи». Собрал все силы, крикнул палачам:
— Отпустите вы их, они не виноваты! А я партизан! Но я ничего вам не скажу, собаки проклятые! Стреляйте!
И сам прыгнул в яму.
Последнее, что он на мгновенье увидел, — огромное бездонно-синее небо и двух высоко парящих аистов.
— Передайте маме, Юсте, что я… — прошептал Спиридон птицам.
И небо навсегда померкло для него…
* * *
Вера Александровна и еще несколько женщин собирали возле партизанского лагеря грибы. Вдруг видят — на дороге человек, обросший не то белыми, не то седыми космами. Идет, еле передвигается, опираясь на клюку. Пошлет медленно вперед клюку, потом еще медленнее переставляет одну ногу. Долго отдыхал и опять посылал вперед клюку.
Женщины осторожно подошли к человеку. Вера Александровна заглянула ему в лицо, вскрикнула:
— Сашко, ты?
Человек поднял помутневшие глаза:
— Я…
— Откуда ты?
— Везли в Майданек… Люблин… убежал… вагона… Шел пешком… Неделю… не ел…