«… ты за кого меня принимаешь, мерзавец! Думаешь я шутки с тобой шутить буду! Мне уже служат все твои друзья и компаньоны по бизнесу. Даже до них дошло, что со мной лучше дружить нежели враждовать. И если до тебя в скорое время это тоже не дойдет, будет очень плохо. Я раздавлю тебя, а твои остатки скормлю собакам! У тебя есть два дня. Больше ждать не буду.»
Сомнений не было — это был Деларош. Его красноречие, попытки напугать собеседника, как же мне это было знакомо. Но все это не давало точной картины, пока я не достал из многочисленных бумаг большой список. В нем значились имена всех тех, кто работал в нашем отделе. Бумага и штамп явно указывали на место происхождения данного документа. Оно было украдено из нашего комиссариата, правда подпись осталась от старого начальника, который умер еще при моей службе. Там были все, даже моя фамилия красивым почерком была внесена под цифрой шесть. Все это бы не имело значение, если не небольшая надпись в самом низу списка:
«Нежелательные свидетели. Во избежание неконтролируемых действий лиц занесенных в список, рекомендуется физическое устранение».
Теперь все стало на свои места. Даже смерть Бернарда Бенуа больше не казалась простой случайностью или плохим стечением обстоятельств. Все было подстроено заранее. Год за годом он прибирал хвосты, убивая всех тех, кто своими усилиями, своим потом и кровью прокладывал для него дорогу на Олимп. Это было мерзко. Мне больше не хотелось рыться в своем прошлом, все стало ясно как белый день, а мою душу постепенно наполняла ярость.
Я достал сигарету и закурил, мне хотелось побыть одному и переварить всю полученную информацию, но четкий стук каблуков позади меня, заставил позабыть об этом. Натали обняла меня сзади и поцеловала в щеку.
— Вижу ты сильно нервничаешь. Успокойся, скоро все закончится — я обещаю тебе.
Ее голос был приятным на слух, он успокаивал. Я хотел слушать его снова и снова, хотел закрыть глаза и очнуться в совсем другом месте, не думая про все это. Но реальность диктовала совсем другие правила. Время неумолимо бежало вперед, надвигая неминуемый суд — нужно было что-то делать.
— Я не знаю что мне делать. Это… это так необычно и странно. Впервые в жизни, имея на руках такие доказательства мне трудно решить как действовать дальше.
Она продолжала обнимать меня.
— Попробуй сделать то, что велит тебе сердце.
— Оно уже давно стало каменным, вряд ли это может помочь.
Я продолжал упрямо вдыхать ненавистно-горький дым в свои легкие. Это головокружительное чувство сбивало меня с толку, но давало такую необходимую минутку на раздумья. Мне было тяжело, морально. Я чувствовал себя как выжатый лимон, как половой ковер, об который двадцать лет вытирали ноги и не удосужились ни разу помыть. Мерзкое чувство ощущать себя использованным, но еще более мерзко, понимать, что ты сам виноват во всем этом.