Меж Сциллой и Харибдой (Бондарчук) - страница 69

— А как же Бернард Бенуа? О чем ты думал, когда менял содержимое его таблеток?

Он слегка помялся, но вскоре заговорил.

— Эта старая вдовушка все-таки не смогла удержать язык за зубами, ну да ладно. Бенуа вынудил меня сделать это. Видит бог, я не хотел убивать его, но та позиция, которую он занял в отношении наших методов работы, сама предрешила его судьбу. То же самое было и с остальными, кроме Филиппа. Он мне всегда нравился: малообщительный, неразговорчивый, умеет хранить тайны. Он в отличии от тебя не колебался, когда я предложил ему долю от всего нашего бизнеса, а ты все также веришь в закон и порядок. Невозможно прийти к порядку используя только законные методы борьбы с преступностью.

— И когда это ты пришел к такому выводу?

— Когда наши методы начали давать результаты. Мы освободили этот город, дали ему новую жизнь. Даже самому хорошему хирургу необходимо причинить боль своему пациенту, чтобы он потом выздоровел — это аксиома, Винсент. Это понимает даже ребенок.

— Не надо врать! Все эти смерти были абсолютно напрасными, мы не принесли никакой пользы. Вместо бандитов бояться стали нас самих.

— И что с того? Но мы то не будем грабить людей, похищать, убивать, продавать наркотики. Мы все это контролировали. За все время, что мы работаем преступность снизилась почти в шесть раз, убийства упали на восемьдесят процентов, количество наркоманов и наркозависящих людей и подросток вообще близко к нулю. Это все наша заслуга! И чем отплатило государство? Жалкая благодарность и копеечная премия, вот та цена за тот труд, за те усилия, которые мы потратили на пути к этому результату. Если тебе этого достаточно, то мне — нет. Я не готов быть просто хорошим полицейским, мне нужно что-то больше и я нашел это что-то. Новая форма власти, невидимая, но очень сильная. Мы церберы этого государства, сначала Париж, а через несколько лет и вся Франция. Что, не заманчиво? Это лишь маленький шажок к абсолютной власти, к государству в котором не будет преступлений, ведь все они будут под нашим надзором.

Мне было страшно слушать его параноидальную речь об абсолютном господстве. Рука стала неметь под тяжестью ружья, и я был вынужден его опустить.

— Вся человеческая история — это история борьбы. Сначала с любопытством, потом с завистью. Это непобедимые пороки, но кто сказал, что с ними нельзя пойти на контакт, попробовать сделать их нашими союзниками. Я как-то внес этот вопрос на обсуждение, но подняли на смех. Мне было тошно смотреть на эти тупые физиономии, которые только и могут, как поглощать еду в ресторанах. Им было просто наплевать. Знаешь как был я взбешен, когда они сказали, что я полный псих и утопист? Наверняка ты сейчас скажешь что это правда, я знаю это, но послушай. Давным-давно, когда я только занял этот пост, мне пророчили быструю отставку — в городе тогда было неспокойно, и все мои предшественники ничего не могли с этим поделать. Они бросили меня на баррикады, думая, что там я и останусь лежать. Как они ошибались! Я повернул ситуацию в совсем другое русло и подошел к вопросу кардинально. Те кто шел к нам на сотрудничество оставались на своих местах, те же кто нет — отправлялись в мир иной. Ты не хуже меня знаешь как все обстояло, но я хочу напомнить тебе это. За каких-то пару лет мы изменили все, а что получили — ничего. С того дня я зарекся, что больше никогда не стану делать, обделяя при этом себя. О результатах я говорить не буду, ты прекрасно знаешь все сам.