Краем глаза я вижу, как двигается занавеска в окне гостиной. В этом доме слишком много любопытных глаз и ушей. Я не могу сделать это здесь.
— Пойдем со мной, — говорю я, взяв ее за руку. Она застывает на секунду, но следует за мной к машине. — Мы не можем сделать это здесь, — объясняю я, открывая для нее дверь. Она забирается внутрь, а я иду к водительской стороне.
Почему это должно быть так трудно? Признание: «Я люблю тебя» звучит неплохо в моей голове, так почему я не могу заставить слова покинуть мой рот?
Мы едем на северную сторону ранчо, в мой коттедж на другом конце собственности. Я не приглашаю ее, вместо этого говорю ей ждать меня здесь, а сам бегу внутрь, чтобы захватить подушки и одеяла. Она сидит в кузове грузовика, как раньше, когда мы были вместе. Ее лодыжки скрещены, а ноги качаются взад и вперед. Только теперь она не позволяет мне встать между ними.
Я расстилаю одеяла в кузове пикапа, как раньше, когда мы сидели под звездами и разговаривали, целовались и обнимались. Она ложится рядом со мной, и мы оба смотрим на миллион светящихся огней.
— Помнишь, как мы лежали здесь и говорили обо всем на свете? О наших мечтах и планах? — спрашиваю я в надежде, что она помнит то же самое, что и я.
Эмили смеется резко и неожиданно. Я поворачиваю голову, и ее лицо так близко.
— Ты никогда не говорил, Джексон. Ты слушал. Ты позволял мне болтать о том, что я себе представляла. Но ты ни слова не говорил.
Она издевается надо мной? Мы лежали в кузове грузовика, когда я сказал ей, что хочу быть с ней вечно. Что я никогда не хотел ее ухода. Что я любил ее больше, чем звезды любят небо.
«Вот черт!»
Неужели я не говорил ничего из этого вслух? Неужели это было только в моей голове каждый раз, когда она была рядом?
— Видишь? — Эмили поднимается на локти. — Ты снова это делаешь. Ты смотришь на меня так, будто я должна знать, что происходит в твоей голове. У меня нет ни малейшего понятия. Я никогда не знала.
Я тру лицо руками. Пытаясь подавить чувство вины, я позволяю гневу заполнить меня. Я поднимаюсь, зеркально отражая ее позицию.
— Это вообще имеет значение? То есть, очевидно, все, что ты говорила, было ложью. Ты сказала, что любишь меня, но оставила при первой же возможности.
Ее глаза расширяются.
— Я пришла к тебе в слезах! Я сделала все возможное. Оставалось только умолять тебя, чтобы ты попросил меня остаться. Все, что мне было нужно — чтобы ты что-нибудь сказал мне, что угодно, и я бы никогда не уехала. Но вместо этого ты пожал плечами, как будто это неважно. Я ушла только потому, что ты ни разу не сказал мне, что хочешь, чтобы я осталась. Почему ты не хотел, чтобы я осталась? — В ее глазах стоят слезы, и я не могу видеть, как она плачет.