У Юли, наоборот, всё время аншлаг: родственники то и дело целыми сумками тащат передачи, орут под окнами, звонят на сотовый. Мужа зовут Юрой, он врач-кардиолог, работает в двух шагах отсюда, постоянно приходит и выводит жену в коридор прогуляться, подолгу уговаривает не волноваться и потерпеть. Они забавно смотрятся вместе: мощная ширококостная апатичная Юля и тощий, мелкокалиберный живчик-Юра.
Таким крупным женщинам, наверное, легко рожать, думала раньше Кристина. Дети должны вылетать пулей. И очень удивилась, когда узнала, что Юлина дочь, которая родилась с весом меньше трёх килограммов, разорвала матери весь «нижний этаж» (снова своеобразная терминология Альберта Семёновича). Теперь швы никак не заживают, к тому же бедной Юле делают какие-то неприятные процедуры. Кажется, орошения. И собираются провести «чистку». Да и с ребенком не всё ладно: «желтушка», из-за которой девочку не приносят на кормление, кривошея и врождённый вывих бедра.
Час пролетает незаметно. Приходит медсестра и по очереди забирает полусонных малышей, а мамаши начинают готовиться ко сну. Вставать рано, как на завод: у многих утром уколы, к тому же в шесть утра снова принесут деток. Кристина терпеливо ждёт, когда женщины сходят в туалет и улягутся, чтобы потом спокойно, без очередей и толкотни посетить «места общего пользования». Она с брезгливым отчуждением следит за перемещениями соседок, в который раз поражаясь их внешнему виду.
Все, кроме, разве что Олечки Морозовой, напоминают жирных гусынь: фигуры бесформенные, лишний вес не сошёл (а может, уже и не сойдёт), опустевшие большие животы висят уродливыми мешками. Ходят, переваливаясь, полусогнувшись, шаркая, как старухи.
Кристина случайно оказалась в крыле, где лежат уже родившие женщины. Отделение патологии беременности, куда её собирались положить, закрылось на ремонт. Лилия Генриховна, врач, которая завтра будет оперировать, оборонила сквозь зубы:
– Полежишь с молодыми матерями, на малышей посмотришь, может, одумаешься!
Спасибо, Лилия Генриховна, насмотрелась! Такого навидалась, что про беременность вообще больше думать никогда не захочется. Избавиться бы от того, что засело внутри, и забыть, как страшный сон.
– Ой, как вспомню Егану, со смеху помираю! – опять заливается Гульсина.
Они рожали одновременно, лежали на соседних столах. Гульсина постоянно рассказывает, как Егана корчилась от боли, ругала мужа последними словами, вопила, мешая армянские и русские слова, что больше этого «изверга» близко не подпустит. Теперь боль и страх забылись, Егана уже собирается за шестым ребёнком. Хочет сына родить, а то всё девчонки получаются.