Староста и еще несколько людишек стояли поодаль, а возле трупа сидели на корточках наш падре Эухенио и еще один монах из монастыря.
Я спрыгнул с коня и подошел к ним.
- Что тут?
- Били в спину и в грудь, несколько раз, – вставая сообщил доминиканец. – Но как-то неловко, ни разу не попали куда надо. Женщина умерла не сразу, истекла кровью. Пыталась еще ползти.
И сразу же продублировал на латыни для своего православного коллеги. Тот степенно закивал соглашаясь.
- Тот фрязин постоянно ее сюда провожал! – со злобой выкрикнул староста. – Тут они и миловались. Люди видели! Врать не станут. Пусть на правеж татя отдают! Баба она скверная была, злобная, так за то живота не лишают. Детишки мал мала меньше сиротами остались.
- Нишкни, Митяй! – сурово рыкнул на него Старица и обернулся ко мне. – Вишь как дело обернулось, княже. Тебе решать.
- Тебе... – повторил Гром с неприкрытой угрозой. – Человек твой, княже, а земля русская.
Я задумался. Ну да, это та самая баба, с которой Йохан шашни крутил. Вот только зачем? И еще, он боец знатный, если бы хотел убить, убил бы с первого удара. А тут потыкано словно неумеха какой за нож взялся. Хотя кто его знает, как оно тут случилось. Вот же черт...
- Сир, – позади нас раздался голос Штирлица. – Доставили.
- Ты? – кротко поинтересовался я у фламандца.
- Говори! – рявкнул Логан. – Иначе...
- Ваше сиятельство! – Йохан упал на колени брякнув кандалами. – Пречистой девой Марией клянусь! Не я это!
- Дело ясное! – опять выкрикнул староста. – Мотря и Дуняшка видели, как они сюда утром шли. А потом тот фрязин из кущей один вышел.
- Был здесь утром?
- Был, – покаянно опустил голову фламандец. – Как всегда помогал.
- И что потом?
- Я понес ведра с водой назад, а она... она осталась...
- Зачем?
- Мыться... – выдавил из себя Йохан. – Делали мы с ней это, признаю. Но не я ее убил, клянусь!
- Даю тебе шанс признаться самому.
- Не я, клянусь...
- Капитан, прикажите профосу готовить инструменты.
- Сир! Можете приказать пытать меня! – тихо выдавил из себя фламандец. – Может я и признаюсь, но грех на вас будет.
- А ну разденься сын мой, – неожиданно попросил падре Эухенио. – Давай, давай. Совсем раздевайся. Снимите с него пока железо.
Я глянул на монаха, но вмешиваться не стал. Остальные тоже смолчали, удивленно смотря как фламандец разоблачается.
Доминиканец внимательно осмотрел дружинника, заставил поднять руки, обошел вокруг него и спокойно заявил:
- Не он это.
- С чего вы это взяли, падре?
- Женщина сопротивлялась, – пояснил падре Эухенио. – У нее под ногтями кожа и кровь нападающего. А у этого тело чистое, без ссадин. Только на бедре рана, но то от копья.