— У-у-у-ой, — простонала она утробным голосом.
— А мать-то, мать что подумает? — бормотал Сократилин.
Она опять простонала, потянулась к нему, и Сократилин жадно схватил своими губами ее губы, холодные и солоноватые. И вдруг она откинула назад голову, и, если б Богдан не держал ее за поясницу, она опрокинулась бы на спину. Он осторожно опустил женщину на землю, слегка притрушенную соломой…
На крыльце дома сидела ее мать-старуха. Она даже не подняла головы, когда Сократилин проходил мимо нее. Сократилину почему-то не было стыдно перед старухой ни капли. Хотя ноги у него и обмякли и плохо повиновались ему, он прошел по двору, громко стуча сапогами, и так хлопнул калиткой, что закачалась ограда палисадника. Потом он нарвал травы и долго и старательно вытирал запачканные землей колени. Хотя это было совершенно ни к чему. Никто бы и никогда бы не подумал, что колени у солдата грязные не оттого, что он ползал по-пластунски.
«Зачем все это надо было? — спросил себя Сократилин и сам же ответил: — Совершенно ни к чему».
Он косил картофельную ботву, стараясь не думать о женщине. Но все думал о ней, видел ее перед глазами и искал предлога опять встретиться с ней.
Предлог нашелся. Опять выручала коса. Он сам отнесет ей эту счастливую косу. В последний момент Сократилин струсил. Ему стало стыдно, а почему — он и сам бы объяснить не мог. И он приказал отнести косу Могилкину. Вернувшись, Могилкин доложил Сократилину, что хозяйка велела сказать ему, что если опять понадобится коса, то пусть приходит.
— Воздух!
— Воздух! — заорал Левцов.
— По щелям! Сидеть и носа не показывать! — закричал Сократилин.
Самолеты выскочили из-за леса, темнеющего на горизонте. Они шли широко растянутой цепью. Сократилин узнал двухмоторные бомбардировщики «дорнье». Их сопровождала пятерка «мессершмиттов». Они обогнали «дорнье» и пронеслись над дорогой, обстреливая ее из пулеметов. Дорога в один миг опустела. Застигнутый «газик» пытался проскочить в город. «Мессер» расстрелял «газик» у крайнего дома. Сухо, отрывисто затявкали зенитки. «Мессершмитты» атаковали зенитчиков и засыпали батарею мелкими бомбами. В густой пыли, захлебываясь, лаяла зенитная пушка. А «мессершмитты» теперь сновали над рекой, били по переправе, по домам правобережной части города.
Сократилин опустился в щель. Когда над его головой от крыла бомбардировщика плавно выскользнули две блестящие сигарообразные бомбы, и, сверкая на солнце, с визгом понеслись по касательной, и, нырнув в Волхов, подняли вместе с высоченным столбом воды обломки досок, он сказал: «Хана переправе!»