Разговор неожиданно оборвался, голоса смолкли. Дато сложил свои накладные и сунул в карман рубашки. Морозов взял стакан с вином и сказал:
— Давайте за Бориса. Пашет человек на скудной комсомольской ниве. В поте лица своего трудится. А урожай — партийцы собирают. И человеку никто и спасибо не скажет.
— Ну, не такой уж скудный урожай, — замялся Борис. — На жизнь хватает. Грех жаловаться.
Морозов выпил, прикурил сигарету:
— Хочешь рассчитаться?
Борис поставил портфель на колени, вытащил пакет с деньгами. Он заволновался и не мог с собой справиться, только еще чаще застучало сердце, будто в эту минуту решался вопрос жизни и смерти. Больше всего хотелось, чтобы эта дурацкая унизительная канитель, все это словоблудие, рассчитанное не поймешь на кого, закончилась как можно скорее. А потом он постарается все забыть. Он встал, подошел к Морозову, протянул четыре пачки по пять тысяч. Морозов повертел деньги в руках, передал Пронину:
— Чего тут, сосчитай.
— Я там кое-что добавил от себя, — Борис старался говорить твердо и ясно, и совсем другие слова, но мямлил, — уж лучше бы промолчал. — Это в знак уважения и за беспокойство. Прошу прощения, ну, что не получилось. Может, в следующий раз… Не все от меня зависит. Уплыла машина…
— Хорошо, Боря, — Морозов склонил голову набок и посмотрел на него снизу вверх, прищурившись, с каким-то странным любопытством. — Будем считать, с деньгами решили. Твое уважение я ценю. Садись, отдыхай. Дыши воздухом.
Борис вернулся к своему стулу, поднял стакан с красным вином и осушил его в два глотка. На сердце сделалось немного легче, по-прежнему побаливала голова, то ли от этого дыма, то ли от жары. Хотелось напомнить Быстрицкому обещание забросить Бориса домой или хоть до Москвы, до ближней станции метро. Вместо этого попросил сигарету, сказал, что год не курил, но вот сейчас так захотелось, что нет сил удержаться. Борис жадно затянулся и закашлялся, табак был сырым, неприятным на вкус, горько-кислым. Но он все-таки скурил сигарету почти до конца. Быстро смеркалось, налетал ветер, шуршал желтой листвой. Кто-то подогнал ближе машину, осветил фарами место пикника.
* * *
Краем глаза Борис заметил, как к Дато, сидевшему на прежнем месте, подошел один из незнакомых мужчин и, не проронив ни звука, наотмашь ударил кулаком по лицу. Все происходило в полной тишине. Дато хотел встать со стула, но получил встречный удар в нос, снова сел, хотел закрыть лицо руками, но пропустил еще один удар. Другой мужчина, стоявший за спиной Дато, быстро наклонился, просунул руку под подбородок, согнул ее в локте, выполнив удушающий захват. Дато закашлял, замахал руками, словно мух отгонял. Лицо покраснело, стало наливаться синевой. Тот человек, что стоял перед ним, пнул подошвой ботинка в грудь. И дважды повторил удар, но сильнее, прицельнее. Лиза закричала: