Но люди, жившие теперь на острове и вокруг него, понравились ему. Они были так же просты и открыты чуду, как во времена его молодости. Они принимали его таким, каким он был – в любом из обличий. Они радовались его дарам и не требовали бо́льшего. После тысячелетий скитаний Тахина-Кан обрел понимание простой истины: куда бы ты ни шел, ты всегда возвращаешься домой.
Казалось, он обрел покой. Но только казалось.
Его начали тревожить странные сны. В них наличествовал невысокий, приятно улыбающийся мужчина в светлой одежде, запыленной понизу так, словно он долго странствовал среди песков. И второй, хмурый, насупленный, чья аура тускло мерцала, будто некогда он был Купе-Диеб, но каким-то чудом перестал. И был толстый столб с прибитой в верхней трети перекладиной, на которой висел, мучаясь от ран в пробитых руках, первый человек, тогда как второй ждал, страдал, терпел и не мог ничем помочь своему другу. От боли, испытываемой обоими, Тахина-Кан просыпался в поту и долго потом не мог заснуть.
Но пугала его не столько боль, сколько абсолютный, неугасимый, тотальный Свет, пылающий вокруг того, кто добровольно принес себя в жертву. Свет настолько великий, что Тень, ставшая Сумраком, не могла к нему подобраться. И не имела над ним власти, сама подчиняясь и верно служа.
А еще где-то вдалеке, на самой грани слышимости, на тающих осколках сна раздавался знакомый крик. Не человеческий. Птичий.
Потом видения перестали посещать Тахина-Кана. Покой и умиротворение вернулись под кроны деревьев и на просторы пампы, и в темные заводи рек. Так прошло около пары тысяч лет.
Недавно он снова видел сон. В нем молодой черноволосый парень, одетый в черное и с черными же глазами, пылал почти с той же мощью, что и улыбчивый светлый мужчина когда-то. Пламя его было исполнено Тьмы – ненависти, утраты, мести. Он не собирался отдавать себя на распятие, вовсе нет. Наоборот: он сам распинал, разбирал на части низших Темных, поглядывая и на Светлых, и на тех, кто усилием воли сменил цвет на серое равновесие. В руках черный юноша сжимал ножи, и горе было тем, кто вставал у него на пути.
Еще он видел белую девочку в белом, хрупкую и тонкую, как тростинка в тихом затоне. В ее белизне тоже пряталась Тьма – но заключившая странный, причудливый союз со Светом. Словно проросшая в корни сосны грибница, которая питает дерево и питается от него сама. Девочка даровала исполнение потаенных, сокровенных желаний тем, кто стоял на самом пороге смерти и уже занес одну ногу над границей Сумрака. Поразительно, но тот словно был неотъемлемой частью белой фигурки, не просто вливая Силу, а творя ее сущность из себя.