После однодневного отдыха дон Хуан сообщил мне, что нам необходимо на несколько дней уехать подальше от его дома, так как желательно отделить себя от «сущностей» некоторым расстоянием. Он сказал, что их воздействие на меня оказалось весьма глубоким, хотя я пока что этого не замечаю, так как тело мое еще недостаточно чувствительно. Однако если сейчас я не отправлюсь на свое «избранное место», чтобы очиститься и восстановиться, то очень скоро серьезно заболею.
Мы выехали перед рассветом и направились на север. Вечером, после изнурительной езды и очень быстрого перехода, ближе к вечеру мы добрались до вершины холма.
Как и в прошлый раз, дон Хуан выложил место, на котором я спал, ветками и листьями. Затем он дал мне горсть листьев, чтобы я положил их на кожу живота, и велел лечь и отдыхать. Для себя он подготовил второй пятачок на расстоянии полутора метров за моей головой и немного слева, на котором и улегся.
Буквально через считанные минуты я почувствовал очень приятное тепло и исключительное благополучие. Я ощущал себя словно взвешенным в воздухе в состоянии какого-то небывалого физического комфорта. Теперь я в полной мере мог согласиться с утверждением дона Хуана относительно того, что «постель из струн» поддерживает меня на плаву. Я поделился с доном Хуаном своим удивлением по поводу невероятного качества моих сенсорных ощущений. Дон Хуан спокойно сказал, что это нормально и что «постель» для того и делалась.
— Невероятно! Не могу поверить, что такое возможно! — изумленно воскликнул я.
Дон Хуан воспринял мои слова буквально и отчитал меня. Он сказал, что устал от того, что я веду себя как предельно важное существо, снова и снова требуя доказательств того, что мир непостижим и прекрасен.
Я попытался объяснить ему, что мои восклицания были чисто риторическими и не имели ровным счетом никакого значения. Он возразил, что в этом случае мне следовало бы выразиться как-нибудь по-другому. Казалось, он в самом деле серьезно раздражен. Я приподнялся на локтях и принялся было извиняться, но он рассмеялся и, передразнивая мою манеру говорить, предложил несколько забавных вариантов восклицания, которыми я мог бы воспользоваться. В конце концов я рассмеялся, настолько нарочито абсурдными были некоторые из них.
Дон Хуан мягко напомнил мне о том, что я должен полностью погрузиться в ощущение парения.
Успокаивающее чувство умиротворенности и полноты, которое я испытывал на этом таинственном месте, пробудило эмоции, скрытые где-то в глубинах моего существа. Я заговорил о своей жизни. Я покаялся, что никогда не уважал и не любил никого, даже самого себя, и что всегда чувствовал, что был от рождения порочен. Отсюда налет бравады и дерзости в моем отношении ко всем окружающим.