Вдруг он сделал странное движение, как бы принюхиваясь и ритмично подергивая головой. Он, казалось, находился в состоянии странной настороженности. Он повернулся и с любопытством изумленно оглядел меня с головы до ног, словно высматривая что-то особенное, а потом рывком вскочил и быстро зашагал прочь. Он почти бежал. Я поспешил за ним. Примерно с час он шел очень быстро.
Наконец он остановился у скалистого холма, и мы присели в тени под кустом. Я был полностью истощен быстрой ходьбой, но настроение мое несколько улучшилось. Со мной произошли странные изменения. Если в начале перехода дон Хуан меня почти бесил, то теперь я испытывал чуть ли не душевный подъем.
— Это очень странно, — удивился я, — мне в самом деле очень хорошо.
Вдалеке каркнула ворона. Он поднял палец к правому уху и улыбнулся.
— Это был знак, — сказал он.
Со скалы скатился небольшой камень и с треском упал в чапараль.
Дон Хуан громко засмеялся и указал пальцем в ту сторону, откуда донесся звук:
— А это — согласие.
Затем он спросил, готов ли я продолжить разговор о своей самозначительности. Я рассмеялся: недавний приступ гнева казался мне теперь чем-то столь далеким, что было непонятно, каким образом я вообще умудрился рассердиться на дона Хуана.
— Не понимаю, что со мной происходит, — сказал я, — то злился, то вдруг почему-то успокоился.
— Нас окружает очень таинственный мир, — сказал он. — И он не так-то просто расстается со своими секретами.
Мне нравились его загадочные утверждения. В них была тайна, и в них был вызов. Я не мог понять: то ли они содержат некий глубоко скрытый смысл, то ли являются полной бессмыслицей.
— Если когда-нибудь будешь в этих местах, — сказал он, — держись подальше от места нашей первой стоянки. Беги от него, как от чумы.
— Почему? В чем дело?
— Не время это объяснять, — ответил дон Хуан. — Сейчас нас заботит потеря самозначительности. Пока ты чувствуешь, что наиболее важное и значительное явление в мире — это твоя персона, ты никогда не сможешь по-настоящему ощутить окружающий мир. Точно зашоренная лошадь, все, что ты видишь, — это самого себя и ничего другого.
Какое-то время он разглядывал меня, словно изучая, а потом сказал, указывая на небольшое растение:
— Поговорю-ка я со своим маленьким другом.
Он встал на колени, погладил кустик и заговорил с ним. Я сперва ничего не понял, но потом дон Хуан перешел на испанский, и я услышал, что он бормочет какой-то вздор. Потом он поднялся.
— Неважно, что говорить растению, — сказал он. — Говори что угодно, хоть собственные слова выдумывай. Важно только, чтобы в душе ты относился к растению с любовью и обращался к нему, как равный к равному.