Таким образом, огромное императорское собрание древних книг осталось в Турции.
Во-вторых, косвенным подтверждением того, что Софья привезла какие-то рукописи (списки XV века с древних манускриптов), может служить и следующее. В некоторых текстах, написанных русскими людьми в первой половине XVI века, можно заметить отдельные цитаты из произведений античных авторов и отсылки к ним. Само по себе это неудивительно, поскольку многие древние изречения и фрагменты трудов античных философов были знакомы еще интеллектуалам домонгольской Руси.>{422} Однако именно в первой половине XVI столетия появляются ссылки на неизвестные до того произведения, а интерес к античному наследию качественно меняется.
Так, Федор Карпов, московский книжник первой половины XVI века, видный дипломат и собеседник Максима Грека, в своих посланиях цитирует «Метаморфозы» и даже «Искусство любви» Овидия. Размышляя о «вещей естестве»>{423} (то есть о природе вещей), он, возможно, намекал и на известное произведение Лукреция.
Именно Федор Карпов — кажется, впервые в русской литературе — использует ныне хрестоматийно известные слова Овидия о золотом веке: «Истинно, век наш есть век золотой! Покупается ныне золотом почесть и власть, золотом — нежная страсть». Книжник, конечно, цитировал Овидия не в классическом переводе М. Л. Гаспарова, а в древнерусском: «Златыа веки суть въистинну ныне: много златомъ приходит санъ, златомъ съветуется любовь…»>{424} Текст «Искусства любви» был неизвестен в Средние века, но открыт только в XV столетии. Почти сразу после этого «Искусство любви» было напечатано в нескольких городах Европы.
От сочинений Федора Карпова, посвященных и богословским, и социальным проблемам, веет Ренессансом. Подобно итальянским гуманистам, русский интеллектуал жаждет утолить свое любопытство, его мысль «хочет знать то, над чем она не властна, и пытается найти то, чего не теряла, стремится прочесть то, чего не изучала, хочет победить непобедимое».>{425} В этих словах отчетливо звучит желание постичь все тайны мира, столь характерное для его европейских современников.
Московский книжник восхищался теми, кто владеет риторикой (столь важной для людей эпохи Возрождения!); на него производило впечатление стремление соответствовать античным образцам слога, например Гомеру («Омиру»).>{426} В сочинениях Федора Карпова евангельские слова соседствуют с идеями Аристотеля,>{427} а сам он — задолго до известного пушкинского героя — ставит в конце своих писем слово возмогай, то есть «будь здоров», или vale!>{428}