Русь медленно и неотвратимо затягивала гречанку. По приезде в Москву она — видимо, без внутренней борьбы — отвергла униатские обычаи и приняла православные традиции. Рим с его папами и кардиналами уходил в прошлое. Уже по пути в Москву, во Пскове она спорила с «лягатосом Антонием», когда тот отказался прикладываться к православным иконам. Согласно Псковской летописи, «лягатос», «не имея же поклонениа къ святым иконам, и креста на собе рукою не прекрестяся, и в дому Святей Троици толко знаменася кь Пречистеи, и то по велению царевне».>{400} Наставления о верности унии кардинала Виссариона пошли прахом. По всей видимости, его требования об уважительном отношении и безоговорочном подчинении «латинской» церкви унижали и расстраивали Софью, которой Виссарион не уставал напоминать, что она «сирота, изгнанница и нищая». К тому же трудное детство, вероятно, научило ее приспосабливаться к разным жизненным обстоятельствам. Она стремилась — насколько возможно — встроиться в новый для нее русский мир, пытаясь разгадать его секреты. Собрав все свои жизненные силы, весь наследственный опыт своих хитроумных предков, она совершила чудесное превращение из византийской бесприданницы в московскую княгиню.
Придет час — и Россия дорого заплатит за такие чудеса. Плодом прививки византийского ростка к русскому дереву станет не только приобщение нашей страны к миру Ренессанса, но и появление на свет жестокого царя Ивана IV. Евразиец Г. В. Вернадский категорично заметил об этом: «Основное влияние Софьи на ход русской истории определилось тем, что она дала жизнь человеку, который стал отцом Ивана Грозного».>{401}
Пока Софья осваивалась в новой стране, в Кремле постепенно распространялись слухи о том, какое приданое она привезла в Москву. В письменных источниках нет данных, что именно входило в него, но кое-что об этом известно.
В ту эпоху, когда люди не сомневались в присутствии Бога в их жизни, существовал обычай приносить в дар частицы святых мощей. В коллекции Музеев Московского Кремля сохранилось несколько ковчегов для реликвий, появление которых в Москве можно связать с приездом Софьи.
Из Благовещенского собора происходит наперсный (нагрудный) крест-мощевик, изготовленный в 1470-е годы в великокняжеских мастерских из серебра и кости. В этот реликварий были вложены частицы мощей многих святых, в том числе святого мученика Евстратия и святой Екатерины.>{402} Частицы мощей святого Евстратия хранились в Риме, в церкви Святого Аполлинария Равеннского.>{403}
Святая Екатерина Александрийская была небесной покровительницей матери Софьи, и возможно, что в семье Фомы Палеолога хранились какие-то реликвии, связанные с этой подвижницей III века. На мощевике ее легко узнать по характерной короне. В римской церкви Санта-Мария-сопра-Минерва хранились мощи другой Екатерины — выдающейся католической святой Екатерины Сиенской († 1380). Она была канонизирована в 1461 году — незадолго до приезда Софьи в Рим. Зная имя умершей матери Софьи, папа Павел II или Виссарион могли благословить Софью частицей мощей этой «латинской» подвижницы. На Руси о Екатерине Сиенской ничего не знали. И здесь могла возникнуть путаница: несоответствие изображения и мощей. В Средневековье так бывало: например, почитание Николая Чудотворца в русских землях впитало традицию прославления и святого архиепископа Мир Ликийских, и некоторых других святых.