Роман выпрямился и долго смотрел на горизонт – он не мог понять. Его, получается, нельзя убить. Он стал словно призрак. Боль, едва становится ощутимой, как тело превращается в туман.
Так какой же смысл в таком Аде, в таком мучительном посмертии за грехи?
-Эх…, мне бы побольше времени, я бы всё исправил, Господи, я бы заслужил прощение, я бы… - Он уныло махнул рукой. Что он бы? Грех не может быть прощён, если ты не раскаешься по-настоящему. А что он? Ему жаль. Да. Ему очень, очень жаль. И всё. Он не испытывает ужасной боли в душе, от всего что натворил. Он даже не все лица помнит. Лица тех, кого убил. Ему всего лишь жаль. Такой грех не может быть прощён, ибо прощение ведомо лишь тем, кто истинно раскаялся в содеянном. По крайней мере, он это понимал именно так.
Роман двинулся, куда глаза глядели – без всякого осмысленного выбора, просто пошёл вперёд. Он понял. Он всё-всё понял. Его Ад, это не мучения физические. Ему не будет даровано испытывать настоящую боль. Он не сможет уйти от по-настоящему жестокого наказания.
Ему предстоит провести вечность в точной копии Зоны, при этом, будучи почти призраком, но не до конца. Его нельзя убить, ему нельзя причинить вред. Но он обречён наводить ужас, оставаться вечно один, даже среди сотен других людей. Стоит им только понять, что он такое и в их глазах он увидит лишь ужас и презрение. И при этом, он достаточно материален, что бы продолжать грешить. И он не сомневался, что однажды, пытка одиночеством, статус изгоя, сведут его с ума. Он не успеет искупить грехов – он наделает новых. Когда крышу сорвёт от невыносимой душевной боли, он найдёт причинять боль другим, по мере возможностей и сил.
И его Ад будет вечным. Искупив один грех, он тут же наплодить десяток новых. Ему никогда не избавиться от этого проклятья и…
И вполне возможно, что его даже не пустили в Ад. Очень может быть, что он так и остался в Зоне, что это всё реальность, что где-то тут бродит Велес, если его ещё не убили. Тогда мысль о возможности продолжать творить злодеяния, обрекая себя на бесконечные муки, становится вполне реальной. Неужели так и есть?
Роман остановился. Он сел на корточки и прикоснулся пальцами к траве. Потом наклонился и надавил на землю ладонью. Надавил сильнее. Осталась вмятина. Хмыкнул и со всей силы врезал кулаком в почву – захрустело запястье, а затем вся рука превратилась в шлейф алого тумана.
Спустя полминуты, рука стала прежней, но ответ получен – как только возникает боль, часть тела, испытывающая её, растворяется, становится туманом, которому нельзя причинить вред.