— Да.
— И за всю свою жизнь вы работали лишь дважды: социальным работником, а до этого — в цветочном магазине. То есть, по-настоящему важной работой вы не занимались.
Ничего себе он справки навел! Похоже, кое-кто бесцеремонно порылся в моем прошлом. Если бы Мартынов произнес все это с укоризной, я бы, может, и сдалась стыду перед своими скромными достижениями. Но он снова говорил с презрением, а его презрение питало мою злость.
Злость — это не всегда плохо. Иногда она позволяет собраться и пинком загоняет под лавку страх.
— Свою работу по уходу за пожилыми людьми я считаю важной, — спокойно сказала я.
— Я не совсем то имел в виду, ну да ладно. И высшего образования у вас нет?
— Я училась на последнем курсе, когда меня…
— Есть или нет? — прервал меня Мартынов. — Печальные истории вашего прошлого меня, простите, не интересуют, их у каждой молодой женщины наберется с лихвой.
Вот ведь козлина!
— Нет, диплома о высшем образовании у меня нет.
— Видите, — тяжело вздохнул Мартынов. — И на что вы вообще надеетесь?
— Вы так говорите, будто я напросилась к вам на собеседование. Но это вы позвали меня, не забывайте.
— А вы с характером!
И на этот раз невозможно было понять, хвалит меня Мартынов или снова пытается задеть.
— Если вы что-то хотите предложить мне, предлагайте, — заявила я. — Или я вернусь на свою не слишком важную работу.
— Августа Стефановна, скажу вам честно: если бы решение было за мной, я бы вам ничего не предложил. С точки зрения кадровой политики, вы — ноль, пустое место, а рекомендация сумасшедшего старика для меня ничего не значит. К сожалению, Владимир Викторович предлагает вам вакансию, для которой вы, я уверен, совершенно не подходите.
И это он мне, прилично одетой и ухоженной, такое говорит. Если бы я пришла к нему в таком же виде, в каком принесла письмо, он бы просто лопнул от возмущения.
— Что это за вакансия?
Мой голос звучал спокойно и ровно, сейчас я была профессионалом. В этот миг я поняла, что у меня больше причин благодарить Полковника, чем казалось на первый взгляд. Именно он научил меня не срываться из-за обиды, не позволять себя задеть, оберегать свой внутренний мир от чужих нападок. Вряд ли старик преподал мне этот урок специально, хотя кто его знает? В любом случае, теперь я с легкостью выдерживала взгляд Мартынова.
В его глазах наконец-то мелькнул интерес ко мне — а может, мне просто показалось.
— Вам предлагается стать распорядительницей усадьбы.
— Не уверена, что правильно понимаю вас.
Вот так красиво у меня получилось намекнуть, что я понятия не имею, о чем он говорит. Что это за вакансия такая?