— Не представляю.
Мне казалось, что на этом разговор исчерпан. Но Гедеонов, видимо, сегодня был в особенно болтливом настроении, он не желал оставлять меня в покое.
— Тогда попытайтесь угадать.
— Вы серьезно?
— Вполне, — кивнул он. — Мы сейчас среди роз, я чувствую их запах. А в Англии розы всегда играли особую роль, и уж в тайной переписке их использовали по полной.
— Но я, прямо скажем, не англичанка из Викторианской эпохи!
— Так попытайтесь угадать. Как, по-вашему, придумывался язык цветов? По ассоциациям, чувствам, которые пробуждал тот или иной цветок.
— Я в чувствах не сильна, — буркнула я.
— Но вы понимаете цветы — у меня в спальне стоит лучшее доказательство этого. Попробуйте. Что вы видите перед собой прямо сейчас? Какую розу?
Похоже, он нашел новый способ играть со своим заводным соловьем. Творческий мальчик, нечего сказать!
Хотелось его вежливо послать, но слова не придумывались, и пришлось подыгрывать.
Мы как раз стояли перед роскошным, разросшимся во все стороны кустом роз. Садовник намеренно не трогал такие, и я была благодарна ему за это: они избавляли розарий от чувства лишней приглаженности, создавали настроение природы в ее самом совершенном, первозданном виде.
— Что вы видите? — повторил Гедеонов.
— Кажется, это чайные розы… Да, они.
Розы были некрупными, густо покрывающими колючие ветки, они почти закрывали своими нежными лепестками чуть грубоватые зеленые листья. У них был удивительный цвет: молочно-белый, с золотистыми искрами ближе к сердцевине, а их насыщенный аромат, в котором и правда было что-то чайное, окружал нас обоих, мы дышали им. Мы были в мире этих цветов, и теперь я пыталась, как могла, рассказать ему о них.
Гедеонов, кажется, остался доволен, он кивнул.
— Хорошо, а теперь скажите мне, что они могли бы означать?
— По-моему, во мне недостаточно поэзии, чтобы о таком гадать!
— А по-моему, достаточно, судя по тому, как вы защищаете чистое искусство любви от приземленных людей вроде меня. Ну же, попробуйте.
Я снова перевела взгляд на цветы. В них не было культивированной симметрии многих крупных роз, из которых составляются букеты. Напротив, в этом взрыве кремовых лепестков чувствовалась небрежность, которую только природа могла сделать прекрасной. Естественная сила, нежность, сладость — но с терпкой нотой…
Я дала ему ответ прежде, чем успела обдумать свои слова:
— Любовь.
Боже, какая банальщина! Гедеонову сейчас рассмеяться бы, на это он имел полное право, но он дал мне шанс на вторую попытку:
— Вот как, любовь? Какая же?
— Та, в которую вы не верите.