— В чем же сама тайна? — спросил Гедеонов. — Пока я не услышал ничего такого, чего вы должны стыдиться.
— Это вам так кажется. До сегодняшнего дня я пробовала рассказать об этом всего лишь раз, и меня после первых же фраз заклеймили позором, на том разговор и закончился.
— Какой здесь может быть позор?
— А разве не очевидно? Я позволила себя обмануть так, как и ребенок не позволил бы. Да я и сама знаю, что я наивная дура.
— Вы помогли человеку, которого любили. У такого обмана другие правила. А тот, кто осудил вас, просто никогда не получал удар в спину от близких людей.
В этот момент в его голосе было что-то непривычное — затаенная тоска, которую он обычно не показывал, старая боль… Но я была слишком взволнована, чтобы по-настоящему понять это.
— Все равно, я бы не хотела, чтобы об этом кто-то знал, — вздохнула я. — Если говорить об уязвимости, то это были худшие мои дни, я боюсь их даже сейчас. Я буду рада, если они не вернутся и в памяти.
Вот и все, что я могла ему предложить. Я узнала о нем нечто важное — и он обо мне тоже. Я не представляла, будет ли этого достаточно, а Гедеонов не спешил давать мне ответ. Он молчал, а его затянутые пеленой глаза по-прежнему были устремлены в пустоту.
А потом он повернулся ко мне и улыбнулся.
— Благодарю за откровенность, Августа Стефановна.
— И это… все? — смутилась я.
— Что еще можно добавить? Может, еще то, что я буду рад встретиться с вами здесь же завтра, если вы не слишком устанете на работе и будете в подходящем настроении для нашей ненавязчивой прогулки.
Вот тогда я и почувствовала, что гармония между нами, которой мне так не хватало, наконец восстановилась.
Иногда он хотел тишины. Нет, не так, все свои желания он выражал приказами, и, если он чего-то требовал, это должно было исполниться. Наши с ним тихие прогулки не давали мне никаких преимуществ, я получала распоряжения так же строго и жестко, как все остальные.
Тишина, пожалуй, была самой сложной из моих обязанностей. Я понятия не имела, зачем она ему нужна, но кто вообще понимал, что творилось в голове у Владимира Гедеонова? Его капризы принимались как данность, и я бегала по огромному дому, стараясь заглушить все, что можно.
Обычно моя задача несколько облегчалась тем, что персонал знал, как хозяин любит тишину. Если поступало распоряжение, они и сами помалкивали, отключали музыку, прекращали шумную работу. Но сегодня моя участь была незавидной, потому что именно в тот день, когда Гедеонов захотел тишины, в гостиной нашего дома сцепились две фурии.
Инессу Линду не вызывали уже очень давно — сначала из-за болезни Гедеонова, а потом уже вроде как причин не было, но она все равно не появлялась. При этом ей исправно платили, но тут она решила взбунтоваться. Она просто приехала сюда непрошенной гостьей, чтобы требовать внимания своего покровителя, и столкнулась с той, кто этого внимания жаждал еще больше.