Поначалу учительские картинки казались Алешке недостижимым мастерством: «Где уж мне так!» Потом осмелел.
Однажды пришел к учителю, что-то пряча за спиной. Постоял, переминаясь с ноги на ногу, и, решившись наконец, положил на стол свернутые трубкой листы бумаги.
Учитель развернул их, расправил, разложил на столе — ловко срисованные рассветы, закаты, бури на море.
— Алешенька! Шикарно! — просиял старик. — Тебе б по художеству пойти!
Учитель сказал то, в чем Алешка сам себе не решался признаться, но о чем втайне мечтал. После учительского одобрения ему вдвойне не хотелось отказываться от ненавистного отцу «художества».
Только вот как сломить его упрямство?
Алешка знал, что учитель сбывал рисунки — какие получше — на толкучке. Как-то старик похвастался выручкой: смотри, мол, не зря время трачу.
«Что, если и мне попробовать? — подумал Алешка. — Пожалуй, отец раздобрится, перестанет считать рисование пустым делом!»
Только как за это взяться? С чего начать?
О том, чтобы сразу отправиться с картинками на толкучку, Алешка и подумать не мог — боязно. Еще осрамишься, чего доброго, на смех подымут.
Он решил сначала пойти приглядеться…
На толкучке у Проломных ворот Китай-города он и встретился с Сашей Воробьевым, «Воробьем», как чуть не с первого дня знакомства окрестил его Алешка.
Теперь они и сами бы не сказали, кто кого первый приметил. То ли Воробей обратил внимание на голенастого Алешку в больших, не по росту сапогах — отцовские донашивал. То ли Алешка на тщедушного Воробья — он сидел на земле у самой стены и уплетал кашу из железной миски.
Паренек опорожнил миску, пересчитал оставшиеся «грошики» и подмигнул Алешке:
— Айда чаевничать!
Ребята гляделись в натертый до блеска самовар, как в зеркало, — и покатывались от смеха. Уж очень они там смешно выглядели.
Потом отправились глазеть на товары, выставленные в бесчисленных лавчонках, а то и разложенные прямо на земле: диковинные подсвечники, старые книги, невесть какой давней моды одежда, засиженные мухами литографии.
Допоздна ребята бродили по городу, толкуя о том, о сем. Напоследок уговорились снова встретиться.
В этот день Алешка узнал о своем новом друге не так уж много.
Правда, Воробей рассказал, что в Москве у него никого нет — приехал из деревни: страсть как хотел взяться за учение. Но о том, куда поступил учиться, ни словом не обмолвился. И Алешке не пришло в голову спросить.
О том, что Воробей состоит воспитанником Училища живописи, живет помощью — не слишком щедрой! — господ-попечителей, Алешка узнал позднее. И с этого дня давние надежды перестали ему казаться такими несбыточными. Воробью тоже нелегко пришлось, а вот добился-таки своего! Чем же он хуже? Может, и ему посчастливится!