Впрочем, Лапкин хоть и ходил по кругу, и строгость на себя нагонял без меры, острого протеста у Киры не вызывал. Работал, как умел. Безрезультатно – но работал. Да и то сказать, что он мог? Никаких зацепок ни на даче, ни в квартире не обнаружилось. Мотивы преступления – если было оно умышленным, и нападавшие пришли затем, чтобы убить – так и остались невыясненными.
– В конце концов, – сказал Лапкин на последнем допросе, смущенно глядя мимо Киры и забыв поправить очки. – Могло быть случайное стечение обстоятельств. Когда шли, думали, что дача пустая. В перестрелке своего застрелили. Потом решили поискать что-нибудь ценное. Ну, или это кто-то после них случайно туда попал. Труболет какой-нибудь, обычный дачный вор. Отсиделся, пока нападавшие ушли, потом пытался поживиться и перевернул все в доме…
И Кира готова была согласиться с лейтенантом, списать все на трагическую случайность – если бы не случилось в ее квартире того странного обыска. Собственно, тогда она еще никакой странности не заметила, ибо к обыскам не привыкла, и по каким признакам они подразделяются на «странные» и «нормальные» не знала. Примерно через месяц после убийства пришли ранним утром люди в строгих костюмах, показали бумажку на плохой бумаге, с размашистой подписью, с печатью. Старший – очень вежливый майор Буров в полицейской форме – сказал, деликатно заведя руки за спину:
– У нас, Кира Дмитриевна, появились первые проблески в расследовании. Есть сведения, что в квартире спрятаны предметы, которые помогут нам выйти на след преступников. Вы уж потерпите.
Нежданные визитеры перетрусили квартиру метр за метром, будто через сито просеяли. Каждую книжку, оставшуюся после распродаж Софьи Андреевны, пролистали. Каждую кастрюлю вынули из кухонных шкафов. Заглянули в бачок унитаза и дочиста выпотрошили антресоль.
Майор действия своих подчиненных сопровождал сочувственными вздохами и успокоительными фразами:
– В интересах следствия часто приходится мириться с некоторыми неудобствами…
В магазин за хлебом не выпустил – отправил одного из своих.
Они ушли ближе к вечеру, разобрав квартиру на молекулы. Кира возвращала ей жилой вид все выходные. Невольно замирала над вещицами, которые помнила с детства, над фотоальбомами. Плакала, всматривалась в лица молодых улыбчивых родителей. И не могла понять: откуда у визитеров появились сведения, если источниками этих сведений могли быть, только покойный отец или она сама?
А через два дня снова явился Лапкин. Пожалел Киру, не стал вызывать в Комитет, решил лично произвести финальные формальности.