– Что вы делаете?.. – похолодела Лара.
– То, что еще тогда следовало сделать. Я ведь и впрямь виноват перед ним. И перед вами.
– Не надо, Джейкоб, не надо…
Она осеклась, когда он поднял на нее взгляд, как будто спрашивая: и впрямь не надо? Договорить Лара не сумела. Каково это решать – кому жить, а кому нет. А Джейкоб все понял по-своему: залихватски улыбнулся ей и даже как будто подмигнул.
– А как же Дана? – еще пыталась вразумить его Лара. – Ведь она… неужто вы не заметили ничего?
– Это все колдовство, – перебил он, – происки Мары. Следствие того, что она сплела наши души и волосы. Уверяю, Дана и думать обо мне забудет, когда очнется.
– Я не забуду…
– Забудете, – пообещал Джейкоб.
Лара не посмела больше ничего сказать. Сжимая руку Мити, во все глаза она смотрела – не иначе как сама жизнь голубыми всполохами света перетекала от одного мужчине другому.
…А потом, растратив последнюю каплю жизни, Джейкоб улыбнулся ей тускло, в самый последний раз – и исчез. Растворился. И только золотая пыльца искрилась в пасмурном небе над Лариной головой. Она оседала, ласково щекоча ее лицо, оставаясь на ресницах и волосах, иссушая Ларины слезы.
Все еще глядя вверх, в небо, Лара почувствовала, как ладонь Мити слабо сжала ее руку.
Вечер подступил незаметно.
Дана, слава богу, понемногу приходила в себя. Лара заглянула к ней лишь раз – удостоверилась, что все хорошо, а потом поспешила к матушке. Одна, без Мити. Слишком о многом хотелось сказать, расспросить, покаяться за дурной, бесчеловечный поступок, когда сбежала. Лара ненавидела себя прежнюю. Не верила, что виною тому поведению был лишь медальон. Видно, и впрямь было что-то в ней самой, что-то темное – раз Мара едва не одержала победу.
Кто знает, быть может, проявилось это темное куда раньше – если бы не мама-Юля. Матушка.
– Не любила я, когда ты меня мамой звала, всякий раз тогда вспоминала, кто настоящая твоя мать. Смотрела тебе в глаза – а видела ее.
Матушка плотнее сжала губы – но лишь для того, чтоб не было видно, как они дрожат.
– А нынче, – договорила она, – когда ты мне фотокарточку эту показала, обозлилась… до красной пелены перед глазами обозлилась, что ты не меня мамою назвала, а эту…
Лара не позволила ей закончить – бросилась ей на шею и обняла крепко. Всем сердцем хотела, чтобы и матушка, и сама Лара забыли бы все, что произошло за этот бесконечный день.
Лара многое теперь видела иначе. И знала многое, чего знать была не должна. Лара знала, что Мара заняла тело несчастной Анны Григорьевны давно, еще в Тихоморске – в попытках ближе подобраться к Стаховскому. И там же, в гостинице, случайно увидела Александра Наумовича, так похожего на ее возлюбленного. За ним-то и поехала в «Ласточку». А позже, чтобы вызвать его жалость и иметь повод остановиться в усадьбе – жестоко столкнула актрису Щукину в море.