и
нагуалем.В течение всего времени, что мы знакомы, я говорил, обращаясь как к твоему тоналю, так и к твоему нагуалю. Именно таким способом должны даваться инструкции.
Сначала следует разговаривать с тоналем, потому что именно тональ должен уступить контроль. Но он должен сделать это с радостью. Например, твой тональ без особой борьбы уступил часть своего контроля, потому что ему стало ясно, что в противном случае твоя целостность была бы разрушена. Иными словами, тональ должен отказаться от таких ненужных вещей, как самозначительность и потакание себе (индульгирование), которые лишь погружают его в скуку. Но проблема в том, что тональ цепляется за все это, хотя он должен был бы радостно избавиться от подобной мути. Следовательно, задача состоит в том, чтобы убедить тональ стать свободным и текучим. Прежде всего, магу необходим сильный, свободный тональ. Чем сильнее он становится, тем меньше цепляется за свои действия и тем легче его сжать. В сущности, сегодня утром произошло вот что. Я увидел возможность сжать твой тональ — ты был рассеян, торопился, не думал, и я воспользовался этим моментом, чтобы тебя толкнуть.
Время от времени тональ как бы съеживается, особенно когда он смущен. Фактически, одно из черт тоналя является его робость[16]. В тех случаях, когда тональ застигнут врасплох, робость неминуемо заставляет его сжиматься.
Сегодня я схватил свой кубический сантиметр шанса. Я заметил открытую дверь той конторы и толкнул тебя. Этот толчок был техникой для сжатия тоналя. Толкнуть следует в строго определенный момент, но для этого нужно уметь видеть.
Когда человека толкнули и его тональ сжался, его нагуаль, если он уже в движении, неважно насколько оно незначительно, берет верх и совершает необычайные вещи. Этим утром твой нагуаль взял верх, и ты оказался на рынке.
Дон Хуан замолчал, словно ожидая вопроса. Мы посмотрели друг на друга.
— Я действительно не знаю, как это произошло, — сказал он, словно читая мои мысли. — Нагуаль способен на невероятные вещи — вот все, что я знаю.
Сегодня утром я просил тебя наблюдать. Сцена пред тобой, чем бы она ни была, имела для тебя огромное значение. Но вместо того, чтобы следовать моему совету, ты начал индульгировать в жалости к себе и замешательстве.
Какое-то время ты был целиком нагуалем и не мог говорить. В это время ты должен был только наблюдать. Затем постепенно твой тональ снова взял верх. Чтобы избежать смертельной борьбы между твоим тоналем и нагуалем, я и привел тебя сюда.
— Что особенного было в той сцене, дон Хуан? Что было настолько важным?