Сняв кроссовки, я положила ноги на приборную панель и низко откинулась на сиденье, вдыхая запах запоздалой весны Северной Каролины: только что подстриженная трава и магнолии. Из-за музыки и ветра было неудобно разговаривать, но мне даже нравилось молчать, потому что я наслаждалась необычайной легкостью в груди, которой я не ощущала уже давно. Какая-то часть меня хотела просто ехать вперед и никогда не возвращаться на Окракок, как будто я могла забыть про все, что там произошло. Конечно, это была безумная идея: там меня ждала моя семья и Бен.
Я обернулась к заднему стеклу, чтобы еще раз посмотреть на мотоцикл Уайта, который он закрепил в кузове пикапа. Еще у его дома процесс крепежа показался мне сложным, но Уайт справился с ним за пару минут.
Я удивленно уставилась на него.
– А ты быстро справился.
Он только ухмыльнулся и открыл для меня пассажирскую дверь.
– Я не в первый раз на этом родео.
Теперь мы замедлились, следуя командам навигатора на его телефоне. Около трассы для мотокросса стоял большой рекламный щит с фотографией парня на мотоцикле, подпрыгнувшего на три метра над землей. Уайт свернул на грунтовую дорогу.
– Ты тоже так делал?
– Ага. Маме это никогда не нравилось, – мы проехали вниз и остановились около других пикапов, возле низкого здания. – Доктор сказал, что если я еще раз переломаю кости, они могут уже и не срастись. Тогда я буду прикован к инвалидному креслу до конца жизни.
Я уставилась на Уайта. Черт, я не хотела бы нести ответственность за его здоровье.
– Зачем мы сюда приехали?
– Расслабься, – он припарковал пикап, заглушил двигатель и показал на рекламный щит. – Доктор сказал, что я не могу делать вот так, но он не говорил, что мне вообще нельзя кататься на мотоцикле.
Я выглянула в окно. Передо мной раскинулась огромная зона для мотокросса: на горизонте то и дело возникали очертания байков, парящих над небольшими холмами и насыпями из песка и грязи. Мой прежний восторг сменился сомнением.
– А твоя мама знает, что мы здесь? Она это одобряет? – Я не хотела, чтобы из-за этого Харли меня уволила.
– Ага, – он открыл дверь и спрыгнул на землю. – Не беспокойся, ты не соучастник преступления. Мама знает, что невозможно навсегда разлучить меня с мотоциклом. Легче сразу отпилить мне ногу или типа того.
Я спустила ноги с приборной доски, чувствуя, что его слова задели какие-то струны в моей душе. Это было похоже на мои отношения с виндсерфингом.
– Эй, что случилось? Ты нервничаешь?
Я бросила на него быстрый взгляд. Он стоял у двери с водительской стороны, опершись на открытую дверь, и в его зеленых глазах отражалось беспокойство.