Очень сомневаюсь, что мне и впрямь удастся целую неделю обходить стороной «Восьмерку» и Поэтов, не сталкиваясь ни с кем из них, но, поскольку я так и не смогла уговорить маму организовать для меня домашнее обучение до конца года, другого плана у меня нет.
Трижды объезжаю парковку по всему периметру, пока на одометре наконец не появляется желанная цифра. Глушу двигатель и смотрю на электронные часы, дожидаясь того момента, когда уже можно будет пойти к шкафчику Хейли, а потом и в класс. Мы встречаемся в условленном месте и Хейли передает мне рюкзак, набитый учебниками. Благодарно обнимаю ее и ухожу на первый урок.
До самого конца занятий перебираюсь из кабинета в кабинет окольными путями, а внутрь захожу ровно по звонку. Как только очередной урок заканчивается, я пулей лечу к двери и скрываюсь в ближайшем туалете. На перемене ухожу в библиотеку и съедаю энергетический батончик в отделе биографической литературы (теперь я прекрасно понимаю, что имела в виду Оливия: это и впрямь прекрасное место для свиданий или просто для того, чтобы ото всех спрятаться). В обеденный перерыв иду в бассейн немного поплавать, и это самое радостное событие за весь день. Шапочку я не надеваю. И даже не пытаюсь потренировать скорость. Просто плыву вольным стилем туда-сюда по своей дорожке, двигаясь уверенно, но медленно и стараясь прогнать из головы все мысли – и даже строчки из песен или стихи. Сосредоточиваюсь на безмятежной тишине и наслаждаюсь запахом хлорки.
На пятый урок я иду с мокрыми волосами и вдруг замечаю впереди Эй-Джея, который направляется в мою сторону (более подходящего времени для встречи просто не найти). Внутри у меня все сжимается, я поспешно отскакиваю в угол и прячусь за длинным рядом шкафчиков. Прижимаюсь к стене и закрываю лицо руками, словно маленький ребенок, который искренне верит, что если закрыть глаза, то весь мир утонет во мраке.
– Сэм.
Вот черт.
Опускаю руки и поворачиваюсь к нему.
– Привет.
– Здравствуй.
Заметно, что он хочет мне что-то сказать и сильно нервничает. Краем глаза я вижу, что он сжал вместе указательный и большой пальцы правой руки и теребит ими боковой шов на джинсах, будто гитарную струну.
– Ты как, ничего? – спрашивает он.
Отрицательно качаю головой. Потом опускаю глаза на его обувь и трижды с силой прикусываю нижнюю губу.
Эй-Джей сохраняет между нами дистанцию, и это очень горько. Я хочу рассказать ему обо всем. И чтобы после он положил руки мне на спину и прижал меня к себе, как в прошлый четверг вечером. Представляю прикосновения его губ, эти безмолвные уверения в том, что все хорошо и что я для него по-прежнему желанна несмотря на все мое безумие. Но требовать этого нечестно. Едва ли то, что я сама выдумала человека, заслуживает комплиментов.