За ужином спокойно погружаюсь в свои мысли. Сегодня Пейдж вызвали к директору за то, что она препиралась с учителем, так что все родительское внимание теперь направлено исключительно на нее. Родители с жаром обсуждают разницу между «уточняющими вопросами» и «откровенным хамством», а я тайком переношусь туда, где гораздо уютнее.
Во всех деталях вспоминаю ту самую комнату и ее стены, обклеенные вырванными из блокнотов страничками, клочками салфеток, кусочками коричневой бумаги для бутербродов и пакетов из-под фастфуда, вспоминаю то странное чувство умиротворения, которое пробудил во мне весь тот хаос. В точности припоминаю то место, куда Эй-Джей приклеил свое стихотворение. Но это все, что у меня есть. Я не могу скачать его песню и поставить ее на повтор, не могу найти в Интернете ее слова и расшифровать их, как я обычно это делаю.
Непременно нужно вернуться в ту комнату.
И хотя я понимаю, что идея становится навязчивой, меня это нисколько не пугает. Желание кажется таким же невинным, как разгадывание загадки. Мне в голову, вне всяких сомнений, не раз приходили и гораздо более опасные задумки.
– Сэм, ты как, в порядке? – спрашивает мама.
Ее голос резко возвращает меня в реальность, и, когда я отрываю взгляд от тарелки, вижу, что на меня смотрят все – и мама, и папа, и даже Пейдж. Папа при этом широко улыбается.
– Что такое?
– Ты только что пела, – сообщил он.
– И бормотала что-то себе под нос, – добавила мама.
Правда?!
– Да так, привязалась тут одна песня… – говорю я. – Целый день в голове крутится.
– Красивая! – одобрила Пейдж.
Под столом, так, чтобы никто не заметил, трижды царапаю ногтями джинсы.
– Да, я тоже так думаю.
* * *
Я уже собираюсь принять снотворное, как вдруг мне на ум начинают приходить совершенно другие слова. И я чувствую непреодолимое желание их записать.
Несколько лет я и не вспоминала про свои блокноты, но они по-прежнему лежат на самой верхней полке моего книжного шкафа, и я отлично помню, что говорила Психо-Сью, когда дарила их мне. Я должна была каждый день делать записи в том блокноте, который лучше всего подходил под мое настроение. Желтый предназначался для радостных мыслей. В красный надо было писать, когда меня одолевает злость и нужно выпустить пар. В синий – когда у меня хорошее настроение. Когда мне спокойно. Когда я не чувствую ни особой радости, ни злости. Когда я примерно посреди этих двух полюсов и состояние у меня «ровное».
Сперва открываю синий блокнот и вижу свои записи, сделанные, судя по детскому почерку, несколько лет назад. Я твердо следовала рекомендациям Сью, но недолго – и успела заполнить всего четверть блокнота.