Трон под алым балдахином с золотыми кистями установили на верхней площадке лестницы, ведущей к храму. Белые мраморные ступени, по которым должны были подниматься гости, чтобы удостоиться чести коснуться губами императорской длани, устлали коврами.
Жених и невеста под удушающе-роскошными одеждами стояли по правую сторону от императора.
Принцы и герцоги, обладающие властью не меньшей, а подчас и большей, чем сам император, один за другим преклоняли колено перед тем, чьё превосходство признавали, вынужденно или номинально, как уж совесть позволяла.
— Сеньорита, если вы хотите без опозданий попасть на бал, нужно вернуться, чтобы успеть подготовиться.
Служанка была права. Гаитэ позволила ей себя увести.
Фантазировать о том, что всё будет по её воле, легко и ловко, было приятно, пока Гаитэ находилась под сенью лесов, а здесь, видя перед собой всех этих людей во всём кричащем блеске их великолепия и дикой спеси, она понимала, что сегодняшний вечер, вероятно, потребует от неё всего её мужества. И ещё не факт, что его хватит.
«Ладно, самое худшее, что со мной может случиться — мне отрубят голову. Ведь когда-то я верила, что меня вообще сожгут».
Мысль, прямо скажем, не особо одобряющая.
После ванны с благоухающими травами, маслами и притираниями, после лёгкого обеда, которого должно было хватить, чтобы за ужином не накидываться на императорские деликатесы, Гаитэ впервые примерила шикарное платье из белой тафты, приготовленное заранее для такого случая. Шемизетка из тончайшего кружева, украшенного мельчайшими алмазами, выглядевшими, словно капли дождя в лунном свете, была настоящим произведением искусства. Полы платья отвернули и закололи бриллиантовыми аграфами.
К платью прилагались бриллиантовые гребни, серьги с подвесками, полумаска и веер из пушистых перьев.
— Нужно причесаться, сеньорита.
Гаитэ покорно отдалась в руки камеристки. Та ловко приподняла её тяжёлые, светло-русые, с пепельным отливом, волосы, туго оплела их нитями жемчуга и заколола гребнями.
Когда приготовления были завершены, один из слуг подошёл с зеркалом в руке, позволяя Гаитэ увидеть себя в новом обличье.
Вся она, такая хрупкая, нежная, с шелковистой кожей, походила на жемчужину, излучающую мягкое сияние.
«А ведь я красива», — с удивлением подумала Гаитэ.
Служанка опустилась на колени, чтобы поправить шлейф верхнего платья.
— Вы не знаете, старший сын императора Алонсона, герцог Карди, будет на балу? — спросила Гаитэ.
— Конечно, сеньорита, — всё ещё стоя на коленях и не глядя на госпожу, прошептала служанка. — Этот ужасный человек не пропустит возможности заявиться на праздник, на котором будет так много красавиц и лучшего вина в Саркоссоре.