– Тебе придется стараться лучше, если собираешься когда-нибудь стать инженером.
В свое время, когда Скиппер говорил, что собирается в инженерную школу, я неискренне заявил о своем желании последовать по тому же пути, надеясь получить одобрение. Чем больше я говорил об этом, тем более возможной казалась эта затея. У меня не было интереса к конкретной профессии и каких-то особенных склонностей, но мой отец был инженером, и мне нравилось, как звучит это слово.
Я достал столько горчицы, сколько смог. На моей тарелке, куда я выскребал горчицу, образовалось желто-коричневое пятно.
– Хорошо, – сказал Дуайт. – Теперь ты тоже будешь говорить, что она была пустой?
– Да, – ответил я.
Он перегнулся через стол и ударил меня по лицу. Он размахнулся не сильно, но шлепок был громкий. Перл стала кричать на него, и пока он орал ей в ответ, я вскочил и выбежал из дома. Я бродил по округе, жалея себя. Затем решил купить колу в автомате у погрузочного трапа главного склада. Там же был и киоск с телефоном, и когда я выпил колы, мне пришла в голову идея позвонить брату. Я не знал, как это сделать, но оператор была изумлена моей беспомощностью и соединила. Она раздобыла номер Джеффри из информационной базы Принстона, затем успокоила, когда я запаниковал по поводу оплаты.
– Мы запросим оплату у абонента, – сказала она.
Я слушал приглушенный сигнал, идущий сквозь помехи. Я дрожал. А затем услышал его голос. Я не слышал его шесть лет, но узнал его тотчас же. Он принял звонок и сказал:
– Здравствуй, Тоби.
Я попытался сказать «привет», но слова застряли у меня в горле. Каждый раз, когда я пытался говорить, меня заклинивало снова. Это не было жалостью к себе; дело заключалось в том, что я слышал голос брата и впервые за все эти годы звучание моего собственного имени. Но я не мог этого объяснить. Джеффри продолжал спрашивать меня, что случилось, и когда я обрел голос, то рассказал ему первое, что пришло на ум, – что Дуайт ударил меня.
– Он ударил тебя? Что ты имеешь в виду под «ударил»?
На то, чтобы рассказать историю целиком, ушло немало времени. Слово горчица не вписывалось в серьезность ситуации, и пока я объяснял, что случилось, начал опасаться, что Джеффри сочтет этот эпизод нелепым, так что я сгущал краски как мог, и выглядело все куда страшнее, чем было на самом деле.
Джеффри слушал меня, не перебивая. Как только я закончил, он сказал:
– Дай-ка я уточню. Он ударил тебя из-за капельки горчицы?
Я сказал, что это так.
– Где была мама?
– На работе.
Джеффри продолжал спрашивать меня, что случилось, и когда я обрел голос, то рассказал ему первое, что пришло на ум, – что Дуайт ударил меня.