Я не делал ни одного заявления, которое казалось бы мне ложным. Не говорил, что являюсь суперзвездным защитником в футболе или даже просто игроком футбольной команды, потому что, даже если бы я ходил на футбол каждый год, я бы никогда не оживил этот плебейский спортивный дух. Это касалось и баскетбола. Я не мог представить себя ключевым игроком, забрасывающим решающий мяч на последней секунде, как Элджин Бэйлор делал для Сиэтла в этом году в матче навылет NCAA против Сан-Франциско. Это же я мог сказать и о школьных выборах: нескончаемая необходимость завоевывать чью-либо популярность удручала меня.
Я не собирался наделять себя подобными качествами.
Да, я отклонил мысль выставить себя футбольной звездой, но я создал команду по плаванию для школы Конкрита. Тренер дал мне хорошую рекомендацию, как и учителя и директор. Они не рассыпались в комплиментах, а просто писали об одаренном правильном мальчике, который уже нашел верный путь, исчерпавший ресурсы этой школы и сообщества. Они сделали для него все, что смогли. Теперь они надеются, что другие позаботятся о его будущем.
Я писал без лишнего восторга и преувеличений, теми словами, которыми пользовались бы мои учителя, если бы они знали меня так, как я сам знаю себя. Это были их письма. И в мальчике, который жил в этих письмах, великолепном фантоме, несущем в себе все мои надежды и ожидания, мне казалось, я наконец-то видел свое собственное лицо.
У нас с Артуром возникли некоторые шероховатости в общении. Предполагалось, что мы просто будем подтрунивать друг над другом, но все обернулось элементарной жестокостью и порой приводило к стычкам, перепалкам и потасовкам, во время которых мы сохраняли застывшие улыбки, чтобы показать, что нам это не в напряг. Мы начали задирать друг друга однажды после школы, когда стояли на остановке. Это разыгрывалось само собой в обычном порядке, за исключением того, что несколько других мальчиков проявили интерес и начали громко подбадривать то одного, то другого из нас. Это, в свою очередь, привлекло внимание мистера Митчелла, который бежал через улицу и кричал «Прекратите это! Прекратите!» Он встал между нами и держал нас на расстоянии, словно нам не терпелось наброситься друг на друга.
В мальчике, который жил в этих письмах, великолепном фантоме, несущем в себе все мои надежды и ожидания, мне казалось, я наконец-то видел свое собственное лицо.
– Ну ладно, – сказал он, – что здесь случилось?
Ни один из нас не ответил. Я очень хорошо знал, что сейчас будет и что любые мои слова ничего не изменят.